Балканский синдром - Чингиз Абдуллаев Страница 32

– После обеда вы сразу поднялись в комнату, которая была вам отведена?

– Да. Сначала я включила телевизор, потом достала журнал и позвонила дочери. Мы с ней разговаривали, когда поднялся Драган. Затем мы вместе спустились вниз, и я уехала домой. Уже когда я была в аэропорту, позвонил Драган и сообщил мне, что господин Баштич убит. Я была в шоке. Конечно, сразу сдала свой билет и вернулась домой. Хорошо еще, что не отпустила водителя, иначе пришлось бы поздно вечером искать такси.

– Пока вы были в той комнате, вы ничего не слышали?

– Меня об этом уже спрашивали. Нет, ничего.

– Может, какой-то необычный шум или кто-нибудь пытался пролезть через ваш балкон?

– Я не выходила на балкон. Двери были заперты, занавески задернуты. Даже если там кто-то пролезал, я бы не увидела, – сообщила Видрана.

– А как господин Баштич разговаривал наверху с Даниэлой, вы тоже не слышали?

– Нет, не слышала.

– А когда к нему поднялся сын? Возможно, они говорили на повышенных тонах?

– Нет, я ничего не слышала, – спокойным голосом повторила она.

В разговор вмешался ее супруг.

– Этот особняк был построен еще в пятидесятые годы, – заявил он, – и там очень хорошая звукоизоляция.

– Мы проверяли, – подтвердил Орлич. – Даже если говорить достаточно громко, в соседних комнатах ничего не слышно. А если к тому же работает телевизор, и криков не услышишь. Кроме того, спальня – не соседняя комната, а следующая после гостиной. Оттуда вообще невозможно что-нибудь услышать.

– А вам не показалось странным, что в доме, где происходило закрытое совещание, было столько посторонних людей? – спросил Дронго, обращаясь к Петковичу.

– Посторонних не было, – убежденно ответил тот. – Меня трудно назвать посторонним, ведь я его заместитель по партии. Моя супруга была со мной, так как все равно должна была уехать. Госпожа Даниэла Милованович помогала вице-премьеру еще тогда, когда он работал в министерстве иностранных дел. Его сына тоже трудно назвать посторонним. А господина Недича прикомандировали наши спецслужбы. Больше никого в здании не было, если не считать охранников и гостей.

– И тем не менее все эти люди не должны были находиться в этом здании, – твердо сказал Дронго. – Между прочим, бывший руководитель следственной группы Марко Бачанович тоже считает, что это было грубым нарушением существующих должностных инструкций.

– Пусть обращается к премьеру, – посоветовал Петкович, – мы выполняли его распоряжения.

– А раньше вы бывали в этом особняке?

– Конечно. Много раз.

– А ваша супруга?

– Не знаю, по-моему, нет. Ты бывала раньше в Бичелише? – спросил Петкович.

– Нет. Ведь ты не любишь, когда тебе мешают работать, – напомнила супруга.

– А госпожа Милованович там раньше бывала?

– Кажется, да. Один или два раза. Но лучше спросить у нее.

– Значит, за ужином вы сидели впятером, четверо гостей и вы…

– Да, больше там никого не было. Эта встреча была достаточно закрытой, и ей придавалось очень большое значение руководством нашей страны. Вы наверняка знаете, что мы собираемся со временем стать частью единой Европы, вступив и в Европейский союз, и в Шенгенскую зону. Мы ведем переговоры о вступлении в ВТО и вхождении Сербии в зону евро. Во всех случаях нам понадобится хотя бы нейтральное отношение бывших республик Югославии к нашему участию в этих организациях. Согласно статусу почти каждой из них нас не примут, если хотя бы одна страна, уже входящая в эту организацию, выскажется против нашего вступления.

– Тогда понятно, кто именно может стоять за убийством вашего вице-премьера, – предположил Дронго. – Но это могли быть не только внешние, но и внутренние силы, не готовые к компромиссу после стольких лет ожесточенного противостояния между бывшими соседями по одной стране. Или вы со мной не согласны?

– Кто бы это ни сделал, он в любом случае сорвал самую важную встречу наших политиков за последние двадцать лет, – убежденно произнес Петкович, – и я даже могу с вами согласиться. Необязательно искать внешних врагов; вполне вероятно, что и среди наших политиков есть люди, не готовые к тому, чтобы наша страна стала частью единой Европы. Ведь в этом случае мы обязаны будем признать все территориальные изменения, происшедшие с Сербией за последние годы, в том числе и выход Косово из состава нашей страны.

– Косово уже признало большинство европейских стран, – мрачно напомнил Дронго.

– Именно поэтому нас вынудят признать эти изменения, на которые наше правительство пока не может пойти, – сказал Петкович. – Я могу задать вам один вопрос?

– Да, конечно, – заинтересовался Дронго. – Что вы хотите узнать?

– Откуда такое необычное имя – Дронго? У нас принято называть Драганами, так назвали и меня, но я никогда не слышал имени Дронго.

– Это не имя, – усмехнулся эксперт, – это скорее кличка, которая приросла ко мне как родное имя. Так называют небольшую птицу в Юго-Восточной Азии. Она довольно бесстрашная, никого не боится и умеет имитировать голоса других птиц. Мне все эти качества показались достаточно характерными, поэтому вот уже больше четверти века меня так и называют. А у вас красивое имя – Драган.

– Спасибо, – кивнул Петкович. – У вас еще будут ко мне вопросы?

– Последние три. Первый – кто сообщил супруге погибшего о случившемся? И когда это произошло?

– Не знаю, – ответил Петкович, – я ей не звонил. Для этого мы недостаточно хорошо знакомы.

– Вы можете занять место Предрага Баштича в новом кабинете министров?

– Нет, не могу. Он был настоящим лидером – и в нашей партии, и в правительстве. У меня так не получится. Если вы думаете, что я мог убить его, чтобы занять это место, то ошибаетесь. Больше всех в результате этого убийства пострадал именно я. Ведь моя карьера могла сложиться достаточно удачно после новых парламентских выборов. Баштич мог стать премьером и тогда наверняка предложил бы мне министерское кресло.

– Получается, что неизвестный убийца разрушил не только ваши планы, но и сломал вам карьеру.

– Вот именно, – согласился Петкович.

– И последний вопрос. Как вы считаете, Баштич встречался с гостями по политическим мотивам, чтобы набрать дополнительные очки перед выборами, или в силу своей личной заинтересованности в этом процессе?

Петкович задумался. Все ждали ответа. Секунды тянулись удивительно медленно.

– Я думаю… я думаю, что по обеим причинам, – наконец признался он. – Конечно, Баштич думал о выборах и понимал, какой это козырь в его руках. Но он сам тоже верил в возможность достижения каких-то более конкретных результатов, хотя многие считали его откровенным циником, мне кажется, он все-таки верил.

– Ясно. – Дронго взглянул на госпожу Петкович: – К вам у меня тоже два последних вопроса. Когда вы улетели в Вену?