Акциденция - Алексей Климин Страница 32

Мне бы заволноваться, но правильная мысль, возникая, почему-то не приживалась в моей голове. Не верилось, что именно сегодня, именно там, где я рассчитывал получить интересующую меня информацию, что-то могло случиться такого, что все планы мои рухнут в одночасье. Да и что такого могло произойти с Павлой Семеновной, женщиной хоть и не молодой, но в то же время и не старой — еще вчера явно здоровой и даже бодрой не по возрасту?

Меж тем, я подошел к калитке, поздоровался с женщинами, стоящими возле нее, получил несколько ответных кивков и прошел в дом, в распахнутые настежь двери. В сенях никого не было и, пригнув голову под низкой притолокой, я ступил в жилую его часть.

Внутри, как и во всех подобных домах — срубных, одноэтажных, посередине стола русская печь, которая и разделяла все помещение. Справа от входа располагалась кухня, а слева — большая комната, за печкой же, была еще одна — небольшая, выгороженная дощатыми перегородками.

Так вот, в комнату я заглянуть не успел — сразу бросилось в глаза: за столом в кухне Анна Семеновна, что она тоже в черном платке, и еще две женщины, со смутно знакомыми скорбными лицами. Увидев меня, тетя Аня поднялась, кряхтя как-то по-стариковски, и протянула ко мне руки.

— Коленька пришел… Паша ждала тебя… — и заплакала.

Женщины тоже подхватились, заволновались, что-то тихо заговорили меж собой и принялись всовывать в трясущиеся руки тети Ани кружку то ли с водой, то ли с чаем. Та машинально отхлебнула, но все же направилась ко мне. А я, так и замерев столбом в дверях, переживал осознание той мысли, которую ни в какую не хотел подпускать в голову, когда подходил к дому.

— Тетя Аня, что случилось? — принял я приблизившуюся женщину в свои руки.

Та всхлипнула и прижалась — маленькая, жалкая, дрожащая.

— Нету больше нашей Паши, Коль, — сказала она, — пойдем, — и потянула меня в комнату.

Там, пока на доске, поддерживаемой табуретами, укрытая простыней, лежала тетя Паша. Лицо ее в обрамлении белого платка казалось желтоватым, нос заострился, а щеки, и в жизни-то худые, теперь ввалились совсем.

— Это как? — только и смог произнести я.

— Да вот… — стала тихо, едва шелестя, рассказывать мне Анна Семеновна, — пошла она к заутрене… я-то не смогла, в пятницу на площади была, когда самолеты-то немчурские прилетали, а потому на пристань побежала, когда все закончилось. Думала, помогу чем… помогла, а к ночи вот спину и прихватило. Так что в церкву нынче Паша пошла одна. И уж не вернулась… привезли ее…

— Так что случилось-то? С сердцем плохо стало, или еще что? — настороженно спросил я, уже задней мыслью догадываясь, что если и с сердцем, то неспроста.

— Так может и с сердцем… может, голова кругом пошла, мы ж не молоденькие уже, всякое бывает. Вот и упала, а там камень как раз подвернулся — всю голову расшибла моя Пашенька… вот горюшко-то… — и она опять заплакала, при этом тяжело привалившись к моей руке.

Я повел ее в кухню, чтоб посадить и опять отпоить водичкой… или что там женщины ей в кружке подавали еще. Тетя Аня попила послушно, вытерла глаза и посмотрела на меня:

— Ты ж в милиции нынче работаешь… оформи все как положено, ладно?

— А врача вы не звали?

— Да что ж дохтуров-то отвлекать? Все уж… — горестно всплеснула женщина руками, — Мы люди пожилые — мало ли, что с нами случается, а у них там, в госпиталю, молоденькие лежат, раненные… им нужнее.

— Но вы ж понимаете, что я должен врача позвать, чтоб оформить все, как полагается? — аккуратно спросил я ее.

— Делай, как посчитаешь нужным, Коль, — покачала та головой, — ты ж свой — плохого не сделаешь, да и куда уж хуже-то…

Последующие два часа я занимался тем, что докладывал начальству о произошедшем, ездил в госпиталь, потом сопровождал врача в дом к Старостиным, слушал его заключение… и, не переставая, мучился виной из-за случившегося, при этом, совершенно не понимая, почему испытываю подобное чувство.

— Кто знал о том, что Павла Семеновна собиралась тебе рассказать нечто такое, чего другие явно не знают? — спросил меня Михаил Лукьянович, когда я доложил ему о произошедшем.

— Только Ольга… которая младший библиотекарь… могла слышать, как она приглашает меня в дом к себе поговорить… — ответил я, прокручивая в голове тот момент.

— Да, а еще она могла кому-то сказать об этом… просто упомянуть, к примеру, что оказывается их уборщица хорошо знакома с новым милиционером и приглашает его в гости… — задумчиво предположил капитан.

Я пожал плечами:

— Да и сама тетя Паша была женщиной бойкой и весьма общительной, так что и она вполне могла рассказать кому-то, что я вернулся в слободу и завтра приду к ней после обеда.

В общем, ничего так и не решив по этому вопросу, мне в помощь отрядили Василису с машиной, и мы поехали с ней за врачом.

Алина, как начальник госпиталя, выслушав меня и только глазами выдав печаль и некоторую растерянность, спокойно и собранно распорядилась съездить к покойнице и провести положенный осмотр тому из врачей, кто смену на своем рабочем месте уже завершил. В результате этого, к Старостиным со мной отправился доктор Геворг Ашотович, знакомый мне только по упоминанию его имени Марфушей. И видимо потому, лишь коротко познакомившись, разговора в машине мы так и не завели. А возможно, немолодой седоватый армянин молчалив был от природы или просто сильно устал после смены, все ж, как я знал, он тоже был не совсем здоров, из-за чего и перевели его с передовой в тыловой госпиталь.

Впрочем, мне хватило Марфы, которую Алина отпустила на пару часов — все ж пожилые женщины, что погибшая, что горюющая, были нам родней. Так вот Марфуша, пока мы ехали, в отличие уставшего доктора, успела и сама поплакать, и меня вопросами замучить, и даже возможные, как ей казалось, причины смерти нашей родственницы найти.

По приезду, стоило нам пройти в дом, как в него набилось немало народа. Так то, возле тети Ани все те же две женщины, что были при моем первом посещении, находились. Но только в дом пришел доктор, как все те, что толклись у порога, тоже повалили в дом. Пришлось мне поработать привратником.

— Выходим товарищи, — грозно нажимал я голосом, подталкивая к выходу самых упрямых, — никто не задерживается в доме. Работа врача не может проходить при таком скоплении народа.

Мне пытались возражать, уговаривать, ссылались на то, что Анне Семеновне нужна поддержка… в общем, все как обычно, когда людское любопытство берет верх даже над печалью и общепринятыми нормами поведения. Но я справился и, пригрозив отправить в отделение самых говорливых, поставил на двери Василису, а сам отправился помогать Геворгу Ашотовичу с осмотром тела. Марфа же занялась тетей Аней, которой привезла из госпиталя каких-то лекарств.

Закончили мы быстро, поскольку осматривал Геворг Ашотович в основном только голову погибшей. Да и некоторое неудобство проведения этого мероприятия на дому, большего нам не позволило. Но, как я понял по некоторым коротким замечаниям доктора, что для ясности картины ему достаточно и этого.