Неверные шаги - Мария Адольфссон Страница 32

— Зачем? Из того, что ты рассказал, отнюдь не следует, что у тебя был повод желать встречи с нею.

— Она позвонила мне. Сказала, что хочет поговорить о Сигрид и что это важно. Я, понятно, сомневался, но она настаивала, что нам нужно поговорить о дочери, без ссоры, она, мол, обнаружила кое-что весьма ее тревожащее. И голос у нее действительно был встревоженный, поэтому…

Он замолкает.

— Ты поехал туда? — недоверчиво роняет Карен.

— Да! — рявкает он. — Но откуда тебе знать, что от тревоги о ребенке можно забыть обо всем!

В ушах шумит, она падает в бездну. Потом шум оборачивается громким гулом, слова Юнаса звучат далеко, отстраненно:

— Знаешь, Эйкен, ради Сигрид я бы совершил и поступки куда хуже разговора с сумасшедшей бабой. Да, оказалось, она такая же сумасшедшая, как и раньше. Завела свою вечную песню о том, что Сигрид надо учиться, а не стоять за стойкой в баре, потом что-то про ее бойфренда, которого явно считала неподходящим. По словам Сюзанны, он занимается всякими темными делишками, ворует, принимает наркотики и все такое прочее. И вот тут вдруг оказалось очень кстати, что я полицейский. Она чуть ли не потребовала, чтобы я установил за парнем слежку, и, конечно, рассвирепела, когда я отказался играть в ее игры.

Карен сидит, опустив голову и зажмурив глаза, гул мало-помалу затихает, и голос Юнаса опять совсем рядом:

— я ушел и с тех пор не видел ее и не слышал. И не убивал я ее, хотя много раз и желание было, и повод.

Еще несколько секунд она сидит молча и думает о том, что, пока она здесь, плакать нельзя, ни под каким видом. Тихонько выдохнув, встает. Ноги затекли. Скорее вон отсюда, пока не прорвало.

— Ладно, — говорит она. — Я пойду.

— Уходишь? Вот так просто?

— Да, вот так. Я позвоню.

Она еле успевает выбежать.

Во всяком случае, он не притворяется, думает она, когда четверть часа спустя, стерев бумажной салфеткой разводы туши под глазами, поворачивает ключ в замке зажигания.

Он ничего обо мне не знает, внушает она себе. И наверняка ни на что не намекал.

Но все равно мерзавец, мысленно добавляет она, вспоминая злость, с какой Юнас Смеед говорил о своей бывшей жене. Большинство людей избегает плохо говорить о покойниках; во всех расследованиях, в которых участвовала Карен, даже самые закоренелые преступники, покинувшие земную юдоль, выглядели сущими агнцами. По правде говоря, он единственный совершенно без прикрас выразил свое презрение к умершему родственнику. Или скорее ненависть. Может, ему хватило этой ненависти, чтобы в последний раз приехать туда и убить ее? Нет, не верится, ведь тогда бы он наверняка постарался скрыть свое отвращение к Сюзанне. Да и прямого мотива не обнаружилось. Во всяком случае пока.

К тому же я, увы, точно знаю, где этот гад был вчера утром, думает она, сворачивая направо, на Валгаллагате. Фактически у Юнаса Смееда железное алиби до семи двадцати утра. Но потом? По его словам, из гостиницы он вышел в полдесятого, то есть двумя часами позже, “в жутком похмелье”. Что касается последнего, она ему верит. Только вот надо найти что-нибудь в подтверждение его слов, иначе придется самой обеспечить ему алиби, пусть и отчасти.

Он ни с кем не разговаривал, кроме бомжа с пляжа. Н-да, думает она, вряд ли он мог бы найти более ненадежного свидетеля, даже если б очень постарался, да и где теперь искать этого бомжа? И администратора он, уходя, как и она сама, за стойкой не видел, так что ни подтвердить, ни опровергнуть его слова невозможно. Хотя, если ей повезет, может, кто-то там все-таки был, хотя Юнас не видел. Придется проверить, прямо сегодня. Дай бог, чтобы кто-нибудь подтвердил его показания, думает она; тогда можно вычеркнуть его из числа подозреваемых, и никто не узнает, где он провел ночь. Или с кем. Если он ушел из гостиницы в то время, как утверждает, то он просто никак не мог убить Сюзанну. С другой стороны, вставляет раздражающий внутренний голос, если он покинул гостиницу сразу после меня, то вполне бы успел. Мысли обрываются, она тормозит на красный.

И в ту же секунду вздрагивает от сигнала мобильника. Одной рукой роется в сумке на пассажирском сиденье, искоса глядя на светофор. За битый час, проведенный у Юнаса, мобильник звонил четыре раза, но она давала отбой, как только видела номер звонившего. Йон Бергман. Пресс-секретарь наверняка сделал свое дело, не упомянул о ней перед журналистами, но у Йона есть ее прямой номер. Сейчас, бросая взгляд на дисплей, она уверена, что опять увидит имя репортера. Однако там имя Карла Бьёркена, и она тотчас нажимает на зеленую трубку.

— Привет, Карл. Что-то новое?

Он даже не дает себе труда поздороваться, коротко сообщает:

— Йоханнисена можешь в расчет не принимать. У него инфаркт.