Проксима созвездия Лжи - Аркадий Гендер Страница 26

— Федор Андреевич, Федор Андреевич, где вы? — хлюпал слезами и соплями Юлин голосок. — Какое счастье, что вы живы!

— Почему бы мне не быть живым? — бодрячком ответил Федор, но его голос предательски захрипел.

— Вы, наверное, не знаете, — Алексея Дмитриевича убили-и! — в голос зарыдала Юля. — Роза Анатольевна сказала, что вчера вечером вы вместе с ним оставались вечером в офисе, ну, я и подумала!..

— …что нас — вместе? — хохотнул Федор, и запоздало спохватился: — Как убили?!

— Застрели-и-или! — ничего не заметив, взвыла белугой Юля.

— Успокойся, Юля, успокойся! — начал увещевать девушку Федор, но, видя, что ниагара слез не ослабевает, неожиданно для себя самого вдруг рявкнул: — А ну, тихо!

Команда возымела действие, и всхлипы утихли.

— Значит, так, — взял командование в свои руки Федор. — Спокойно работай, на телефонные звонки отвечай, что ничего не знаешь, понятно? Я скоро появлюсь на заводе, потом в конторе. Тебе все ясно?

— Ясно, Федор Андреевич! — по-армейски отрапортовала Юля и всхлипнула напоследок: — Тут никто не знает, что делать, приезжайте скорее!

Федор положил трубку с чувством выполненного долга. Ах, если бы его собственные проблемы можно было бы решить так же просто! Но где же Ирина? Ненасытный червяк беспокойства, поселившийся внутри Федора два дня назад, и все это время грызший хозяина по поводу его собственной безопасности, сменил блюдо, и теперь настойчиво свербил об Ирине. Блин, ну как можно было оставлять ее один на один с ментами? Наверняка они нашли какие-нибудь следы пребывания Федора в квартире, им не замеченные, и в шесть секунд вывели Ирину на чистую воду. Осел, олух царя небесного! Пинкертон хренов, искатель приключений штопаный! Ну, как было можно додуматься скрываться с места преступления, да с уликой, да с такой?! Ах, да, тебе же надо было бежать, чтобы тебя не обвинили в убийстве Алексея!.. А еще — деньги спасти. Менты, конечно, дураки! Кто угодно, только не дураки! Они не будут инкриминировать тебе убийство Алексея Куницына, они посадят тебя за то, что ты в сговоре со своей женой ограбил его! Интересно, за отъем денег у мертвого дают меньше, чем если у живого? «Ты узнаешь, это, кретин, ты все узнаешь!» — самокритично ответил умному человеку Федор. Вот только толку от такого самобичевания было — ноль, и Федор прекрасно понимал это. Господи, что же делать?!! Федор с трудом удерживал себя от порыва прямо сейчас, не вставая с табуретки, со всего размаху начать биться головой о стол, такое отчаяние царило у него в душе. От неизбежного членовредительства его спас очередной звонок мобильного. Номер был Федору незнаком, и он ответил с некоторой опаской.

— Федор Андреевич? — раздался в трубке очень уверенный женский голос. — Это Тамара, секретарь Евгения Эдуардовича Дерябина. Я соединю вас с ним?

Федор открыл было рот, чтобы сказать: «Да, конечно!», но в трубке и так уже играла музыка и, как всегда, энергичный, но какой-то тусклый голос директора «Конвейера» произнес:

— Здравствуйте, Федор Андреевич! А вы про… своего шефа уже знаете?

— Да, — хмуро ответил Федор. — Знаю.

— Это может весьма негативно отразиться на ходе строительства, — озабоченно сказал Дерябин. — Нужно что-то предпринимать. Вы не на заводе случайно? Мне хотелось бы срочно переговорить с вами.

— Я… нет, не на заводе, но…, - забуксовал Федор.

Черт — ехать, не ехать?! С одной стороны, на Конвейере, как на одном из мест наиболее вероятного появления беглеца, его вполне могут ждать, но и, наоборот, завод — место относительно безопасное. Стрелок вряд ли попрется на территорию со своим винторезом, а менты придут в первую очередь не туда, а в офис. Да и не сидеть же ему теперь весь остаток жизни у Кати дома, как раку в норе!

— …скоро буду, — решительно закончил фразу Федор.

— Прекрасно! — воскликнул Дерябин. — Тогда я никуда не поеду и буду ждать вас.

Ну, вот так, лучшее решение — это принятое решение. Теперь надо просто собираться и ехать, а самокритично хлестать себя по щекам можно и в дороге. Федор быстро умылся, использовав вместо зубной щетки, как в дни гулящей молодости, натянутый на палец носовой платок. Хотел было позавтракать, но понял, что в чужом доме на скорую руку ничего сообразить не получится и уже пошел с кухни, но взгляд его упал на черный пластиковый мешок, сиротливо валявшийся под табуреткой. Блин, вот ведь еще проблема! И куда его теперь? Федора ни на секунду не сомневался в Катиной порядочности, но имел ли он право взваливать на нее такую ответственность? Да она с ума сойдет на своей работе, зная, что дома без присмотра валяются поллимона баксов! Но не тащить же их с собой! Да и самое безопасное место для денег сейчас, пожалуй, здесь, — ведь никому и в голову не придет, что за обшарпанной дверью может быть хоть что-то ценное. То есть, оставалось только успокоить на этот счет Катю. Федор взял из пачки на столе салфетку, из кармана куртки — ручку и написал, то и дело надрывая острием мягкую бумагу: «Катя, дорогая! Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить. Надеюсь, ты не проспишь на работу? Я уехал по своим делам, буду на связи. Мешок свой Дед Мороз забрал с собой, так что по поводу подарков Снегурочка может не беспокоиться. Оставляю денег на хозяйство, — давай закатим вечером пир, а? Пока. Я…» — «…люблю тебя!» — хотел закончить записку Федор, но его перо застыло над бумагой. Их с Катей ночь, вернее, утро вмиг пронеслось у него в голове. Ему снова было так хорошо, как никогда не бывало с Ириной. Катя была этим просто счастлива, и не скрывала этого. Да и Федор в те секунды любил ее, любил по-настоящему. Но он всегда очень серьезно относился к слову «люблю», ведь телесный восторг и любовь во всем большом смысле этого слова — совсем не одно и то же. Да и Ирина… Конечно, даже понимая и принимая ее версию произошедшего, Федор никогда не смог бы забыть и простить того, что этой ночью он видел у себя дома. Но ведь было еще огромное количества вопросов чисто практического свойства, и — была Полька, в конце концов… В общем, не мог Федор вот так, одним росчерком пера обнадеживать Катю. Потому, что после стольких лет снова подарить ей надежду, и снова отнять ее было бы слишком жестоко. «Я целую тебя!» — решительно вывел на салфетке Федор, и пририсовал снизу веселый смайлик. Потом сунул руку в мешок, выудил первую попавшуюся пачку, аккуратно вытянул из-под перехватывающего ее бумажного пояска шершаво-упирающуюся купюру, и бросил пачку обратно в мешок. Посидел, подумал, что неизвестно, сколько времени придется пользоваться Катиным гостеприимством, снова вытащил пачку — вроде, ту же — и присовокупил к первой купюре еще одну. Вздохнул, и третью переложил себе в кошелек. Прокрался на цыпочках в комнату, записку вместе с деньгами подсунул под будильник у изголовья дивана. Катя, улыбаясь во сне, спала, как ребенок. Однако стрелка будильника показывала, что собирался заработать он ровно через десять минут, а Федор хотел ретироваться до того, как Катя встанет. В прихожей он вынул из-под обувной полки свои ботинки, а в образовавшуюся узкую щель аккуратно засунул мешок и затолкал поглубже, до стены. Не Бог весть, конечно, какая нычка, но это — если знать, что где-то что-то спрятано. А если не знать, то и сойдет. Федор еще раз взглянул на спящую Катю, со счастливой улыбкой досматривающую последний сон, и потихонечку вышел из квартиры.