Хроника смертельной весны - Юлия Терехова Страница 22

— К Олегу Рыкову? — уточнил майор.

— Да, тогда я была уверена в его виновности. И мой друг, Мигель Кортес, — тут голос Анны предательски дрогнул, — пообещал, что поможет отомстить.

— Вы, надеюсь, понимали, что готовитесь совершить преступление?

— Конечно, — кивнула Анна. — Я все прекрасно понимала. Но и жить с таким грузом не могла. И вот, уж не знаю, какими способами, Мигелю удалось поймать Рыкова.

— Вы уверены, что не знаете как?

Анна колебалась. — Мои догадки никому не интересны.

— Очень даже интересны, — оживился Виктор.

— Он упоминал о какой-то организации, «Il Vettore», кажется, но я не уверена. Он говорил о каких-то связях, влиянии, но ничего конкретного. Приехав в Париж, он нашел меня в шоковом состоянии, и поклялся, что поймает убийцу. И поймал. Сначала мы собирались казнить Рыкова на даче Антона. Позвали Катрин и Сержа. Но потом… Мигель что-то заподозрил.

— Что именно?

— Он решил — и не безосновательно — что Серж не позволит линчевать убийцу и захочет передать его в руки правосудия. Мигель не мог этого допустить.

— И обратился ко Льву Петровичу Рыкову.

— Да.

— Вы не были шокированы?

— В тот момент мне было все равно. Я мечтала только о мести, а каким образом она свершится, меня мало заботило. И мы отправились в Серебряный бор.

— Когда вы приехали, Рыков был уже в подвале?

— Да. Только мы увидели не Рыкова. А спецагента ФБР Джоша Нантвича.

— Кто еще присутствовал при этом?

— Я разве не говорила? — удивилась Анна. — Я, Мигель, Серж и Катрин. Все.

— Все? Вы уверены?

Анна и бровью не повела: — Все! — отрезала она.

— Допустим. Продолжайте.

— Джош Нантвич сам признался в том, что он не настоящий агент, сам снял свой странный грим — никогда не видела ничего подобного. Потом он рассказал, что случилось с Антоном. Что это был несчастный случай. Не знаю почему, но я ему поверила. Рыков не оправдывался, не просил пощады, он был готов умереть в наказание за свои преступления, но категорически отказывался брать на себя смерть Антона.

— А как вел себя Кортес?

— Отвратительно. Он избивал Рыкова, хотя тот был в наручниках. Бил ногами по лицу.

Виктор мгновенно вспомнил, что однажды уже видел похожее — в саду Странноприимного дома, когда Кортес метелил Андрея Орлова в компании Ланского: но если Ланской использовал кулаки, то Кортес от души пинал того ногами по зубам ^[77]. «Modus operandi» ^[78] — отметил про себя Виктор.

— Серж попытался остановить Мигеля и тот выстрелил в него. Дальше я не помню — потеряла сознание. А когда пришла в себя — картина была кошмарной: избитая Катрин со сломанной рукой и мертвый Мигель. Серж истекал кровью, а Рыков зажимал рану на животе — он был на последнем издыхании. И умер спустя несколько минут.

— Вы точно помните, что он умер?

— Конечно. Я пульс не проверяла, но…

— А Сергей проверял?

— Не знаю, не видела. Я искала, чем его перевязать.

— А откуда вы узнали, что там есть перевязочный материал? Вы же были на этой даче впервые?

— Рыков сказал перед тем, как умер.

— Так он был в сознании?

— До последней минуты.

— А кто убил Кортеса?

— Не видела, говорю же вам — я упала в обморок. Катрин и Серж утверждают, что это сделал Рыков. Не верить им у меня нет причин. А у вас?

— Что, простите? — нахмурился майор.

— У вас есть причины не верить Сержу?

— Я этого не говорил.

— Тогда почему вы снова об этом спрашиваете? — в первый раз в голосе Анны послышалось раздражение.

— Работа такая, — Виктор не мог не отметить про себя переменившийся настрой примы. — Когда очнулись — как лежал Кортес?

— Это важно?

— Если спрашиваю, значит важно, — спокойно отозвался Виктор.

— По-моему, лицом вниз. — Анна чуть сдвинула брови к переносице, вспоминая. — Да, да. Я видела его окровавленный затылок. Господи, — ей вдруг стало зябко, и она обхватила себя руками. — Какой ужас. Какой ужас…

— Что было потом?

— Потом Катрин перевязала Сержа, и мы поволокли его наверх. Еле дотащили.

Виктор задумался, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Спустя несколько мгновений он спросил:

— Как вы думаете, Анна Николаевна, сколько Булгаков весит?

— Откуда мне знать? — Анна насторожилась.

— Разумеется, ниоткуда. Тогда я вам скажу: сто с лишним килограмм.

Анна недобро усмехнулась: — Вы его взвешивали?

Виктор ответил без тени улыбки: — Я могу на глаз определить вес человека с точностью до пятисот грамм. Ваш вес — примерно сорок пять кило, верно?

— Сорок четыре семьсот. И что?

— Две хрупкие женщины, одна из которых беременна и со сломанной рукой, а вторая — только что лежала в обмороке, не просто тащат, как мешок картошки, а поднимают по достаточно крутой лестнице раненого, грубо говоря, центнер живого веса, да еще практически без сознания. Что скажете, Анна Николаевна?

Теперь она уже не была бледной — ее щеки запылали, а глаза гневно сверкнули:

— По-вашему — я лгу?

— Скажем так — подозреваю, что вы недоговариваете. То есть, вы говорите почти правду.

— Не понимаю…

— Кто еще был с вами, Анна Николаевна? Я уверен, что кто-то вам помогал.

— Не было никого.

А может рассказать ей? И посмотреть, как она отреагирует на пробирающую до костей историю о двух полуразложившихся трупах за стеной роскошной спальни. И Виктор начал рассказывать, с максимальными подробностями, старательно обрисовывая каждую деталь. Анна прекрасно владела собой — сцена приучила ее к выдержке, но Виктор понимал — она на грани срыва. Он презирал себя за жестокую уловку, но как иначе он мог заставить ее говорить правду?

— Итак, — он сверлил ее бесстрастным взглядом, — вам есть, что мне сказать?

— Ваша история страшна, но какое я имею к ней отношение? Бедные, — в ее голосе звучала искреннее участие, но оно ни на йоту не превышало того, что приличествовало скорбному моменту. — Какое невыразимое отчаяние, должно быть, они испытали, когда поняли, что их замуровали заживо. Значит, мужчина убил свою жену, чтоб она не мучилась, умирая от холода и голода? Несчастный… Пусть покоится с миром… Как, вы говорите, его зовут?