Ангелотворец - Камилла Лэкберг Страница 18

В спальне для слуг они уединиться не могли, и Дагмар ждала от немца знака пойти в его комнату. Это она приготовила спальню для почетного гостя. Тогда девушка еще не знала, что к концу вечера будет сгорать от желания скользнуть меж тех самых вышитых хлопковых простыней, которыми застелила кровать. Праздник был еще в полном разгаре, когда она наконец получила долгожданный знак. Летчик немного пошатывался, его светлые волосы растрепались, а глаза блестели от выпитого. Но он был достаточно трезв, чтобы тайком сунуть красавице служанке ключ от своей комнаты. Сердце Дагмар бешено заколотилось. Не поднимая глаз, она спрятала ключ в карман передника. Никто не заметит ее исчезновения. Гости и хозяева были слишком пьяны, чтобы видеть что-нибудь, кроме пустых стаканов, а прислуги хватало, чтобы быстро исправить эту оплошность. Подойдя к двери, девушка оглянулась по сторонам и, убедившись, что никто не видит, повернула ключ в замке и вошла. Оказавшись внутри, прижалась спиной к двери и сделала глубокий вдох. От одного вида кровати с белоснежным покрывалом у нее перехватило дыхание. Он может прийти в любую минуту. Дагмар бросилась в ванную, быстро сняла с себя униформу, пригладила волосы, подмылась, а потом покусала губы и пощипала щеки, чтобы придать лицу больше цвета. Услышав, как поворачивается ручка двери, она рванула в спальню и села на кровать в одной сорочке, разметав волосы по плечам: Дагмар знала, что свет, идущий из окна — стояли белые ночи, — придаст им особый блеск.

Гость не остался разочарован. При виде девушки глаза его расширились. Он поспешно закрыл за собой дверь, потом окинул ее восхищенным взглядом, подошел к Дагмар и, взяв ее за подбородок, повернул ее лицо к себе. Их губы встретились в поцелуе. Осторожно, дразняще немец провел кончиком языка по ее полураскрытым губам. Дагмар страстно отвечала на поцелуи. Никогда с ней не было ничего подобного. Казалось, этот мужчина был послан ей небесами, чтобы даровать небесное блаженство. Она закрыла глаза. На мгновенье перед ней промелькнули картины прошлого. Дети в корыте, придавленные сверху грузом, пока не затихнут. Полицейские, уводящие с собой мать и отца. Трупики, найденные в подвале. Ведьма и ее муж. Пьяные мужчины с вонючим дыханием, вжимавшие ее тело в матрас. Все, кто пользовался ею, все, кто издевался над Дагмар… они будут на коленях просить у нее прощения. Когда они увидят ее рядом с этим светловолосым героем, то пожалеют, что когда-то шептались у нее за спиной.

Немец медленно стянул с нее сорочку, Дагмар подняла руки, помогая ему. Больше всего ей хотелось ощутить прикосновение его кожи к своей. Пуговицу за пуговицей она расстегивала его рубашку. Когда вся одежда оказалась на полу, он лег на девушку сверху. Дагмар подумала, что наконец-то обрела свою вторую половинку и они никогда не расстанутся. Она закрыла глаза. Больше Дагмар не была дочерью детоубийцы. Нет, она была счастливой женщиной, которой наконец улыбнулась судьба.

Шель Рингхольм готовился к этому несколько недель. Сложно было получить интервью с Йоном Хольмом в Стокгольме, но во время отпуска во Фьельбаке он оказался доступным. Журналисту удалось выпросить у него час времени, чтобы задать вопросы для статьи об уроженцах Богуслена. Он был уверен в том, что Йон знал его отца Франса Рингхольма, одного из основателей партии «Друзья Швеции», которую сейчас сам Йон и возглавлял. Но Шель не был близок с отцом при его жизни. Главным образом из-за нацистских симпатий родителя. Только перед смертью отца они смогли помириться, но сын все равно никогда не разделял его идей. Как и взглядов партии «Друзья Швеции», несмотря на все их политические успехи.

Они назначили встречу в рыбацком сарае Йона. Поездка туда из Уддевалы заняла почти час из-за забитых в летний сезон дорог. Припарковавшись перед сараем, журналист поспешно вышел из машины, надеясь, что известный политик не вычтет время его опоздания из часа, обговоренного для беседы.

— Можешь снимать во время интервью, вдруг не хватит времени, — бросил Рингхольм коллеге, приехавшему с ним. Он знал, что может рассчитывать на него. Стефан был самым опытным фотографом в Богуслене и делал прекрасные снимки при любых обстоятельствах.

— Добро пожаловать! — поприветствовал гостей вышедший им навстречу Йон.

— Спасибо, — поблагодарил Шель, заставляя себя любезно пожать политику руку. Он знал, что опасными были не только взгляды, которых придерживался этот человек. Он был опасен и сам по себе.

Хольм проводил их на причал.

— Я не был знаком с вашим отцом, — сказал он журналисту. — Но как я понял, он был авторитетным человеком.

— Да, сказались несколько лет, проведенных в тюрьме.

— Полагаю, ваше детство нельзя назвать легким, — произнес политик, присаживаясь на стул под небольшим навесом.

На мгновенье Шель ощутил приступ зависти. Несправедливо, что такому человеку, как Йон Хольм, может принадлежать такое красивое место, с видом на гавань и шхеры. Чтобы спрятать свои эмоции, он сделал вид, что занят диктофоном. Ему давно пора было бы свыкнуться с мыслью, что жизнь несправедлива. Тем более что, согласно собранным им фактам, Йон уже родился с серебряной ложкой во рту. [9]Диктофон тихо жужжал. Рингхольм приступил к вопросам: