За тридцать тирских шекелей - Данил Корецкий Страница 15

– Я ни в чём не виноват, правда, – сказал он, как-то совсем по-детски.

– Все сначала так говорят. Глупо было бы сразу рассчитывать на откровенность: полицейский кабинет не исповедальня… Впрочем, постепенно многие прозревают и выкладывают всю свою подноготную. Кстати, вы знаете, что это такое? – Яков Аронович с любопытством рассматривал ученого. Так кошка рассматривает пойманную мышку.

Трофимов покачал головой. Сейчас ему было не до загадок.

– Подноготная правда – та, что получается под пыткой. Когда под ногти загоняют иголки.

Яков Аронович хмыкнул.

– Впрочем, полиция Израиля пыток не применяет. Почти не применяет, – тут же поправился он. – Я, конечно, не говорю о спецслужбах, действующих в боевых условиях. И в условиях, приближенных к боевым. Тогда, сами понимаете, – не до сантиментов… Однако правда, полученная слишком поздно, как правило, не помогает тому, кто ее раскрыл. Для обычного преступника она может только немного смягчить наказание. А какому-нибудь шпиону или террористу она не сможет вернуть потерянное здоровье или жизнь…

– Но я не шпион и не террорист, – глухо вымолвил Иван. Горло пересохло, и он с трудом проталкивал через него слова.

– Конечно! И я это хорошо знаю! – всплеснул руками Яков Аронович. – Но помочь я смогу, только если вы будете со мной откровенны. Поверьте, я искренне хочу вам помочь, Иван Родионович!

– Но в чем может состоять моя откровенность?

– Воспринимайте меня как друга, – пропустив его слова мимо ушей, продолжал собеседник. – Вы же умный человек, учёный… Наверняка, общаетесь со многими людьми, в том числе и влиятельными… Не скажу, что я могу решить любой вопрос, но вашу проблему – могу. Если, конечно, мы сможем подружиться.

«Это контрразведчик! – неожиданно понял Трофимов. – Будет меня вербовать. Всё, как инструктировали! Как же мне выкрутиться?!»

– Я с вами искренен, – стараясь показаться как можно более наивным, сказал он. – Я правда не понимаю, в чём я виноват и почему меня здесь держат!

– Не прикидывайтесь простачком, у вас это не получается. Натан! – крикнул Яков Аронович.

Дверь тут же распахнулась, и вошёл хозяин кабинета. Сейчас он держался как подчиненный того, кто занял его кресло.

– Нужно показать улики господину учёному! Освежить, так сказать, память, – вежливый штатский указал на сейф. Русские слова предназначались Трофимову, а жест – инспектору.

Натан щелкнул замком, открыл тяжелую дверцу, достал монету и протянул контрразведчику. Тот взглянул, на лице отразилось недоумение, он извлек из кармана маленькую лупу, поднес монету к глазам и тщательно рассмотрел ее через увеличительное стекло.

– Что?! Что это такое?! – по инерции произнёс он на русском, но тут же перешёл на иврит и, вытянув вперед руку, разразился возмущенной тирадой.

Трофимов вытянул шею и не поверил своим глазам: в раскрытой ладони контрразведчика лежал новодел – сувенирная монетка, точно такая же, как предлагал ему сегодня хитрый торговец за четыре тысячи долларов!

Изумленный инспектор бросился к сейфу, перерыл его содержимое и даже выложил на стол пачку каких-то папок и стопку бумаг с фотографиями. Потом почти засунул голову в сейф, посветил зажигалкой, пошарил внутри… И лишь растерянно развёл руками. Яков Аронович, повысив голос, приказал что-то, инспектор снял трубку внутреннего телефона, резко сказал несколько слов… Ещё несколько минут между ними шла оживлённая беседа, о сути которой Трофимов мог лишь догадываться, в конце концов они замолчали и сидели, насупившись, не глядя друг на друга.

Вскоре послышались торопливые шаги, и в кабинет вошли запыхавшиеся патрульные – сержант Гельман и его низкорослый напарник. Седовласый инспектор принялся кричать на них, тыча в лицо каждому по очереди крупную ладонь, на которой лежал маленький серебристый кружок, раза в полтора меньше настоящей монеты.

Возбужденный разговор на иврите возобновился с новой силой, патрульные недоуменно рассматривали сувенир, брали в руки, крутили, осматривая со всех сторон, разводили руками, клялись… Судя по всему, разговор шел по кругу и никакой ясности не приносил.

Яков Аронович с силой ударил кулаком по столу, и наступила тишина.

– С кем вы были на месте задержания? – вдруг обратился он к Трофимову.

«Ну, вот и всё! – подумал Иван. – Наверное, контрразведка за мной следила и зафиксировала контакт! А скорей всего, это и был их сотрудник! Сейчас его приведут, и он скажет, что я украл настоящую монету прямо с места раскопок!»

Но сдаваться ученый был не намерен.

– Один! С кем я мог быть в незнакомом городе?!

Яков Аронович посмотрел на патрульных. Очевидно, они должны подтвердить, что видели в раскопе двоих…

– Один, – сказал сержант. Его напарник утвердительно кивнул.

– Значит, вам придётся извиниться перед Иваном Родионовичем! – нарочито вежливо сказал Яков Аронович. И уже другим, угрожающим тоном сказал что-то на иврите, обращаясь ко всем троим полицейским.

После этого он встал и вышел из кабинета. Присутствующие, понурившись, молчали ещё пару минут.

– От лица полиции Израиля приношу вам извинения! – официальным тоном заявил по-русски инспектор. – Вот ваша монета и паспорт. Если пожелаете, можете обжаловать наши действия. Мои подчинённые вас проводят.

– Я не буду никуда жаловаться, – сказал Трофимов. – Только не могли бы довезти меня до гостиницы?

– Да, конечно, вас доставят прямо ко входу!

Патрульные развернулись и молча вышли, Трофимов пошёл за ними. На этот раз, садясь в полицейскую машину, он испытал облегчение.

* * *

В кампус он приехал около трех часов ночи. В коридоре общежития было тихо и пусто: все уже спали. Его неугомонный сосед Лукас Бланше тоже мирно похрапывал, хотя Трофимов опасался, что энергичный и бесцеремонный француз дождется его и будет приставать со своими вопросами.

Сам он, хотя и устал, долго не мог заснуть: доставление в полицию выбило из колеи, и он лихорадочно размышлял – чем эта история может для него обернуться. Конечно, полицейские не станут никуда сообщать, но может информация о задержании просочится по каким-то иным, неведомым ему каналам? Хотя в группе никто ничего не знает, да и соотечественников среди участников конференции нет! И все же, все же… От неприятного предчувствия он испытывал беспокойство и тревогу.

На фоне тягостных размышлений отошла на второй план странная встреча на раскопках… Да и вообще – была ли она? Может, так подействовало монастырское вино? Но откуда тогда взялась монета в кармане? Причем ведь первоначально это был настоящий старинный тирский шекель! Или ему он тоже привиделся? Однако и полицейские видели антикварную монету, именно из-за нее они вызвали Якова Ароновича… Куда же она делась? К тому же сувенирной у него тоже не было, а сейчас она есть. Откуда? Ответа на эти вопросы он так и не получил, усталость взяла свое, и он незаметно провалился в глубокий освежающий сон.