Подозревается в убийстве - Пер Валё Страница 14

– Понятно.

– И могу повторить, что я никого не подвожу. Тем более женщин.

Колльберг поднял голову.

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему ты сказал: «Тем более женщин»?

Лицо Бенгтссона изменилось, посуровело. И взгляд его был уже не безразличным. Но что он выражал? Ненависть? Отвращение? Страсть? Осуждение?

Возможно, безумие.

– Отвечай, – сказал Колльберг.

– У меня было много неприятностей из-за женщин.

– Это нам известно. Но ведь больше половины человечества составляют женщины, от этого никуда не денешься.

– Женщина женщине рознь, – возразил Бенгтссон. – Мне почти одни скверные попадались.

– Скверные?

– Вот именно. Скверные люди. Недостойные представительницы своего пола.

Колльберг безнадежно уставился на окно. Псих, да и только. Но что это доказывает? Вот на груше в двадцати шагах от дома повис, словно обезьяна, фотограф из газеты – можно считать его нормальным? Наверно, можно.

Колльберг глубоко вздохнул и обмяк.

Мартин Бек с присущей ему методичностью продолжал:

– Оставим пока эту тему.

– Оставим, – согласился Фольке Бенгтссон.

– Не будем заниматься общими рассуждениями, обратимся к фактам. Вы вышли из почты всего через несколько минут после нее, так? Что было дальше?

– Я сел в машину и поехал домой.

– Прямо сюда?

– Прямо сюда.

– Теперь следующий вопрос.

– Слушаю.

Мартин Бек был недоволен собой. Почему он никак не может заставить себя говорить «ты»? Колльберг смог, и у Рада это звучало вполне естественно.

– Машина должна была проехать мимо Сигбрит Морд, либо когда она стояла на остановке, либо в непосредственной близости от нее.

Фольке Бенгтссон молчал. Мартин Бек услышал свой собственный голос:

– Фру Морд при этом было видно?

– Вопрос-то простой, Фольке, проще некуда, – сказал Рад. – Видел ты Сигбрит или не видел?

Бенгтссон подумал еще, наконец вымолвил:

– Я ее видел.

– Чуть громче, пожалуйста, – попросил Мартин Бек.

– Я ее видел.

– Где именно?

– На автобусной остановке. Может быть, несколько шагов не доходя остановки.

– Один свидетель утверждает, что машина притормозила около остановки. Может быть, даже остановилась.

Убегали секунды. Время шло. Все стали на минуту старше. Наконец Бенгтссон тихо произнес:

– Я видел ее и, возможно, сбавил ход. Она шла вдоль правой обочины. Я всегда стараюсь ехать осторожно и притормаживаю, когда обгоняю пешехода. Может быть, так было и на этот раз, я не помню.

– Машина шла так тихо, что совсем остановилась?

– Нет, я не останавливался.

– А со стороны могло показаться, что машина остановилась?

– Не знаю. Честное слово, не знаю. Знаю только, что я не останавливался.

Мартин Бек повернулся к Раду:

– Кажется, он только что говорил, что старается ехать быстрее, когда запаздывает?

– Говорил, точно.

Мартин Бек снова обратился к убийце. Черт возьми, он в самом деле уже думал о нем как об убийце.

– Посещение почты не было задержкой, которая потом вынуждала бы поторапливаться?

– Я всегда захожу на почту по средам, – спокойно ответил Фольке Бенгтссон. – Во-первых, отправляю письмо матери в Сёдертелье. Ну и еще дела бывают.

– Сигбрит Морд не садилась в машину?

– Нет. Честное слово, не садилась.

Вопрос был наводящий, но в обратном смысле.

– Или Сигбрит Морд все же села в машину?

– Нет, не села. Я не останавливался.

– Еще вопрос. Может быть, Сигбрит Морд помахала рукой или сделала еще какой-нибудь знак?

Снова воцарилась мучительная, непонятная пауза.

Бенгтссон молчал.

Смотрел в глаза Мартину Беку и молчал.

– Сигбрит Морд сделала какой-нибудь знак, когда увидела машину?

Еще кусок жизни ушел в небытие. Мартин Бек думал о женщинах и о том, на что можно было потратить это время.

Снова на выручку пришел Рад. Он рассмеялся и сказал:

– Ну что ты молчишь, Фольке? Махала тебе Сигбрит или нет?

– Не знаю, – ответил Бенгтссон.

Так тихо, что они едва расслышали.

– Не знаете? – повторил Мартин Бек.

– Да, не знаю.

– Почему ты не хочешь говорить ему «ты»? Уж больно вычурно получается, – сказал Рад.

– Не могу, – ответил Мартин Бек.

Это была правда. Он не мог. Хорошо хоть, хватает духу быть честным.

– Ладно, не можешь, так не можешь, – вздохнул Рад. – Кто за правду горой, тот и герой. Всяк правду хвалит, да не всяк ее сказывает.

Колльберг слегка опешил.

– Народная мудрость, – объяснил Рад, смеясь.

Фольке Бенгтссон не смеялся.

– Итак, Бенгтссон знаком с Сигбрит Морд. Не может быть, чтобы вы никогда не думали о ней как о женщине. Я задам вопрос и хочу услышать честный ответ. Какого мнения Бенгтссон о ней? Как о женщине…

Молчание.

– Отвечай, – сказал Рад. – Фольке, ты должен ответить. Только по-честному.

– Иногда я думаю о ней как о женщине. Изредка.

– Ну и? – поторопил его Мартин Бек.

– По-моему, она…

– Что она?

Фольке Бенгтссон и Мартин Бек смотрели друг другу в глаза. У Бенгтссона – голубые. У Мартина Бека (ему ли об этом не знать) – серо-голубые.

– Отвратительная, – сказал Фольке Бенгтссон. – Безнравственная. Животное. От нее разит. Но я вижусь с ней часто. А думал вот так только два или три раза. Вы это хотели от меня услышать? – спросил Фольке Бенгтссон.

– Ты отнес ей яйца в пятницу?

– Нет, я же знал, что ее нет.

Они помолчали.

– Вы меня мучаете, – сказал Фольке Бенгтссон. – Но я на вас не в обиде. Такая уж у вас работа. Моя работа – торговать рыбой и яйцами.

– Верно, – мрачно произнес Колльберг. – Мы мучили тебя раньше и теперь мучаем. Я в тот раз сломал тебе руку. Ни за что ни про что.

– Ничего, она быстро срослась. Совсем зажила, честное слово. Вы приехали, чтобы забрать меня?

Мартина Бека вдруг осенило.