Отступник - Борис Седов Страница 13

– Смелый… – произнес Клещ, – но это даже лучше. Интереснее. Ладно, слушай дальше. Вырывание зубов. В Польше вырывали зубы у тех, кто в пост ел мясо, а также у жидов, чтобы овладеть их деньгами. Ну так что выберешь? Зубы тебе выдрать через один? Или уши отчекрыжить?…

– Хуй себе отчекрыжь! – сплюнул кровавую слюну Тимур.

Клещ, почти не нагибаясь, длинной рукой схватил Тимура за шиворот, рывком приподнял и притянул прямо к вонючей пасти так легко, будто бы не здоровый парень попал в его лапы, а тряпичная кукла. Из перекошенного рта прямо в лицо Тимуру бил запах помойки.

– Оскопление – одно из любимых мной наказаний. И ты, кажется, хочешь его испробовать на себе!

Он двинул коленом Тимуру в пах и разжал руку.

Тимур кулем осел на землю. Внизу живота у него разорвалась граната и разметала, размазала Тимура по стенам подвала. Запахло сортиром, и, уже теряя сознание от невыносимой боли, Тимур сообразил, что он непроизвольно обгадился, когда мышцы живота содрогнулись в болезненном спазме…

Клещ удовлетворенно принюхался и сладко потянулся, почти доставая ручищами до низких потолочных сводов своей резиденции. Потом снова раскрыл старинную пыточную книгу и начал сладострастно читать вслух, но ему был нужен слушатель, а Тимур находился в блаженной отключке.

Клещ недовольно нахмурился, положил фолиант на стол и, подойдя к торчавшей в углу раковине умывальника, набрал воды в большую колбу. Вернувшись, он начал поливать Тимура водой, и делал это до тех пор, пока тот не застонал и не закопошился на холодном полу.

Теперь в его пульсировавшее сознание прорывались обрывки фраз:

– … четвертование… за конечности привязывали к лошадям… не смогли разорвать несчастного… палач делал разрезы на каждом сочленении, чтобы ускорить казнь… колесование… клали с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками на два бруска дерева… с помощью железного шеста переламывали руки, предплечья, бедра, ноги и грудь… прикрепляли к небольшому каретному колесу, поддерживаемому столбом… переломленные руки и ноги привязывали за спиной, а лицо казненного обращали к небу…

Тимур шевельнулся – и острый приступ пронзившей все внутренности боли вызвал новый стон и слабое ругательство, слетевшие с его языка.

Клещ довольно ухмыльнулся и зачитал:

– Все, кто произносил позорные ругательства, подлежали наказанию… Удушение. Производилось с помощью свинцового колпака. Иоанн Безземельный подверг такой казни одного архидиакона, оскорбившего его некоторыми необдуманными словами… Удушить тебя, гаденыша, что ли? Или все же язык вырвать?

Раздался скрип тяжелой двери, и в подвал собственной персоной пожаловал Кислый.

– Ну, что у нас?

Кислый принюхался и посмотрел на окровавленного Тимура с брезгливостью и любопытством.

– Жив еще? Все упорствуешь?

Он повернулся к Клещу и, озабоченно понизив голос, сказал:

– Ты, сынок, его уж не калечь совсем. Он нам живой-здоровый нужен. Но сделай ему побольнее, а то гляди, какой букой смотрит. Пусть станет паинькой.

Клещ стоял молча, уронив руки, повисшие почти до колен. Взгляд его снова стал бессмысленным. Он лишь молча кивал в ответ на речи своего шефа и шмыгал носом.

– Ну ладно, ты не переживай! Я ведь знаю, что ты все делаешь правильно… У тебя и не такие раскалывались. Может, этому партизану иголочки под ногти?

Клещ засопел, выражая тем категорическое несогласие. У него была другая система.

– Ладно, ладно, – Кислый успокаивающе похлопал его по плечу. Не буду лезть к профессионалу с советами. Сам не люблю, когда кто-нибудь под руку вякает. Но – обязательно оставить живым. И послушным. А как – это уже твоя забота. Я полностью тебе доверяю. Попозже загляну еще. А ты трудись. Успехов тебе.

Он еще раз – с насмешкой – взглянул на Тимура, повернулся и вышел. Дверь снова жалобно заскрипела. И этот скрип означал для Тимура начало новой череды мучений.

Клещ подтащил Тимура к стулу, напоминавшему зубоврачебное кресло. Над спинкой высился штатив с металлическим обручем, в котором Клещ закрепил голову пленника. Руки Тимуру он связал позади штатива, ноги петлями из сыромятной кожи подтянул к ножкам стула. Потом встал сзади и с металлическим лязгом и визгом стал крутить какой-то винт.

Тимур почувствовал, как его затылка коснулся холодный металл.

– Испанские идальго тоже не дураки были людишек помучить, – услышал он за спиной реплику Клеща, который снова стал говорить членораздельно. – Сейчас ты на себе испытаешь действие «гарроты». А это старинное приспособление, как известно из источников…

Больше Тимур уже не слышал ничего, потому что железная боль, прикоснувшись к его затылку, стала медленно и неумолимо входить в голову, заполняя собой весь мир…

* * *

Саня доедал вторую порцию пельменей из медвежатины, когда в ресторанный зал вошел бугай, приметно одетый в яркую красную ветровку и ядовитозеленые тренировочные штаны. Он не стал садиться за столик и дожидаться официанта. Размахивая таким же, как у Сани, кейсом, он подошел к буфетной стойке в дальнем углу зала и, водя пальцем по стеклу, стал выбирать себе холодную закуску.

Поперек спины на его ветровке было любовно выведено огромными буквами: «Fuck you!».

Буфетчица равнодушно подвинула к носу бугая меню, но спортсмен, зажав кейс между ногами, похозяйски облокотился обеими руками на витрину и, наклонившись вперед – к самому лицу девушки, отчетливо и громко произнес:

– Вот эту… рыбину горячего копчения. И пиво.

– Вам какое?

– Любое. Чтобы хорошее.

– «Гиннесс» устроит? Дорогое только…

– Плевать.

– Это все?

– До этого – сто «Флагмана», после – чай с сахаром и пирожок с капустой.

Сделав такой неординарный, но четкий заказ, браток уселся через столик от Щербакова и уставился в том направлении, откуда должна была появиться хавка.

Большая морда, разбитые мясистые уши, ровненькие фарфоровые зубы…

И Саня его узнал.

Это был один из тех бандюков, которые некоторое время назад в этом же кабаке обсуждали подробности пропажи их бандитских денег. Тех самых ста тридцати тысяч долларов, которые были в пакете, валявшемся на окровавленной земле среди человечьих ошметков.

А пакетик этот подобрал как раз он, Саня Щербаков, и теперь он снова, как и в тот раз, почувствовал себя, как кошка, которая оказалась рядом с хозяином сожранного ею сала.

За соседним столиком сидели тогда двое – этот парень и его не менее живописный сосед. И Саня случайно подслушал их разговор:

– … Вертяков этот непростой оказался. У него, оказывается, все банкноты на ксероксе скопированы были. И теперь имеется список их номеров.

– И что?