Бизнес-план неземной любви - Лариса Соболева

У ресторана затормозило желтое такси. Дверь приоткрылась, за ее верхний край схватились пальцы с неопрятно накрашенными ногтями, после чего женская нога нетвердо ступила на асфальт. Нога подвернулась, женщина, делавшая попытки выйти, ойкнула и плюхнулась назад. Взглянув на водителя, она чему-то рассмеялась, наверное, смешно ей стало от собственной неловкости, но он в ответ послал ей взгляд красноречивее слов: мол, выметайся, пьяная дура. И Виктория Яковлевна вымелась, держась за ручку, потому что боялась упасть. Она осмотрелась, увидела вход, лихо захлопнула дверь машины и при этом едва не рухнула наземь. Удержавшись на ногах, она удовлетворенно крякнула, провела ладонью по волосам и наметила маршрут – точно к входу в ресторан. Слегка растрепанная, в вечернем платье, горящем стразами, Виктория Яковлевна шла нетвердым шагом, ступни на высоких шпильках подворачивались, но она мужественно справлялась с ватными ногами и легким головокружением. Столкнувшись с охранником, Виктория Яковлевна пьяно пробормотала:

– Отойди, мальчик.

– Ваше приглашение? – не пускал ее вышибала.

Виктория Яковлевна хохотнула: ну и порядки тут у вас. Затем недолго рылась в сумочке, бросила это занятие, повесила ремешок на плечо, забыв защелкнуть замок, и оттолкнула амбала:

– Брысь с дороги!

Войдя внутрь, она остановилась у входа в зал, спрятавшись за шторой, внимательно рассматривала столы и плотно сидящих друг к другу людей. Здесь отмечают юбилей, она тоже решила сделать ба-альшой подарок юбиляру…

Юбилей дело противное. Потому что цифра прожитых лет складывается из двух пятерок, и это значит, что осталось совсем немного активной жизни, потом начнется существование.

Юбилей дело нудное. Потому что длительные поздравления и пожелания одних и тех же благ действуют как снотворное. А бестактность гостей умиляла – все, как сговорились, желали здоровья, здоровья и здоровья, будто пожелать больше нечего. И вообще, что за намеки? Здоровьем Даниил Олегович не обделен, следовательно, это ехидные намеки.

Юбилей дело суетливое. Потому что подготовка заняла массу времени, которое можно было использовать на более важные проблемы, не говоря о потраченных нервах.

Наконец, юбилей дело дорогое. Вывалил на торжество Даниил Олегович… таких сумм не рисуют ни на одном официальном документе, иначе налоговые ищейки, которым известны все события в этом благословенном городе, начнут алчно клацать зубами, мол, откуда доходы, то да се. И никакие подарки не окупят чудовищных затрат. Но на юбилее настояла жена, ей отказать Даниил Олегович не мог. А если серьезно, то его огорчало одно обстоятельство – ни сын, ни дочь не пришли поздравить отца.

Стоя, он выслушал очередной панегирик (с обязательным пожеланием здоровья), улыбался, как болван, лишь пригубил рюмку и поставил ее на стол – обильные возлияния уж точно приведут к полной потере того, о чем говорит тостующий. Юбиляр снял пиджак и галстук, закатывая рукава рубашки, покосился на пустой стул рядом. Куда делась жена? За весь вечер она не выпила и бокала шампанского, а Ева его обожает, и не какой-нибудь газированный компот за сто рублей, а настоящее. Странно. Минут сорок назад она исчезла. То хоть развлекала его, комментируя на ухо поздравления, теперь одна тоска. Он взял двумя пальцами оливку, кинул в рот, ведь заняться нечем, кроме как жевать, а челюсти уже устали, потому двигались с трудом. Гости ели, переговариваясь друг с другом, часто обращались к нему с какой-нибудь пошлой шуткой. Слышимость отвратная, зал забит, словно братская могила, танцевать практически негде, хотя это самый большой ресторан в городе.

– Который час? – подавила зевок Агния, женщина вне возраста.

– Без пятнадцати десять, – взглянув на часики, ответила Елизавета Ивановна, педагог по образованию, сплетница по призванию. Среди бизнес-сброда она, пожалуй, единственная представительница обнищавшего народа, однако не так все просто. Муж у нее коммерсант, и Елизавета Ивановна пользуется всеми правами состоятельной жены.

– Скучища, – все же зевнула, прикрывая рот пальчиками с длинными ногтями Агния. А вот она собственным горбом завоевала право считаться преуспевающей дамой – шутка ли, пять магазинов модной одежды. Начинала она с челночного бизнеса, до сих пор за шмотками по странам и континентам мотается сама.

– Я до двенадцати подохну, а раньше уйти неудобно.

– Потанцуй, время незаметно и пролетит.

– Никто не приглашает, – вздохнула Агния. – Что-то не вижу большого кента юбиляра – Хусаинова.

– Ты не знаешь? – подняла брови Елизавета Ивановна. – Его же грохнули.

– Да?! – в свою очередь изогнула дугой брови Агния. – Когда?

– Ну, ты даешь. Неделю тому назад.

– Сколько новостей в нашем королевстве, жизнь кипит! Я приехала вчера, мне никто не сообщил.

– Потому что это уже не кипящая новость…

– О!..

Агния перевела на эстраду сонный взгляд, который заметно оживился. Туда выплыла принцесса в алом облаке шифона с гитарой в руках. Музыкант поставил стул на середину, принес два микрофона на штативах, один направил на гитару, другой на очаровательный и красный ротик принцессы. Тамада взял третий микрофон:

– Минутку внимания!

Мало-помалу в зале наступила тишина, разумеется, всем стало безумно интересно, зачем это юная жена достопочтенного юбиляра вылезла на эстраду. Уж ей бы – думали многие – сидеть тихонечко рядом и делать вид, что она только родственница.

– Юбиляра хочет поздравить жена, ей слово, – объявил тамада.

– Милый, родной, любимый Нил, – заговорила принцесса с шокирующей откровенностью. Почему шокирующей? Да потому что трудно поверить, что это воздушное и юное создание безумно любит мужа, старше ее более чем вдвое. – Я долго думала, что подарить, ведь у тебя есть все. Я дарю тебе то, что нельзя взять в руки, нельзя оценить, я дарю тебе песню, а вместе с ней мою любовь.

Струны гитары дрогнули, мелодичные переливы заполнили зал, а потом зазвучал старинный русский романс о любви и страсти. Голос Евы, глубокий и пронзительный, достойный большой сцены, проникал в души даже заядлых циников, настолько красиво она пела. И все слова предназначались ему одному – мужу. Слова и взгляд, светившийся счастьем и радостью, преданной любовью, – тоже ему. Правда, мелодия несколько грустная, а откровенное и восторженное чувство смущало присутствующих, гости переглядывались. Но Ева не видела всех этих уличающих, порицающих, обличающих лиц, иначе не смогла бы петь. Она смотрела только на мужа, пела только ему.

– Красивенькая девочка, – сказала Елизавета Ивановна тоном, каким говорят об увечьях, но никак не о достоинствах. Вторая фраза прозвучала не лучше: – Любит его.

– За такие бабки и я б его любил, – сострил молодой человек, сидевший рядом с Лидией Ивановной, тут же внес уточнение: – Если б он мне их давал.