Утопленник из Блюгейт-филдс - Энн Перри

Ежась от холода, инспектор Томас Питт невесело наблюдал за тем, как сержант Фроггэт поднимает крышку канализационного люка, открывая зияющее отверстие. Железные скобы лестницы уходили вниз, в гулкий каменный колодец, откуда доносились отдаленные всплески бегущей воды. Действительно ли инспектор услышал семенящие шажки маленьких лап с острыми когтями, или ему только показалось?

Из глубины колодца пахнуло спертым, сырым воздухом, и Питт тотчас же ощутил затхлый смрад плесени. Он буквально почувствовал запутанный лабиринт подземных тоннелей и лестниц из скользкого от липкой грязи кирпича, расположенный на бесчисленных уровнях, простирающийся под всем Лондоном. Так огромный город избавлялся от своих нежеланных отходов.

— Придется спускаться, сэр, — уныло сказал Фроггэт. — Странно, я вам скажу, очень странно!

— Очень, — согласился Питт, плотнее укутывая шею шарфом.

Несмотря на то что было еще только начало сентября, Томас успел промерзнуть до мозга костей. Выстуженные улицы Блюгейт-филдс были пропитаны насквозь запахом нищеты и человеческих нечистот. Когда-то это был процветающий район, в многоэтажных элегантных домах селились зажиточные купцы. Однако сейчас Блюгейт-филдс превратился в один из самых опасных портовых пригородов во всей Англии, и инспектору Питту предстояло спуститься в здешнюю канализацию, чтобы осмотреть труп, который течением принесло к большим шлюзовым воротам, защищающим систему подземных тоннелей от разливов Темзы.

— Точно! — Фроггэт отступил в сторону, не собираясь первым спускаться в зияющее отверстие, ведущее в темные, сырые катакомбы.

Питт безропотно перешагнул задом через край колодца, крепче ухватился за скобы и начал осторожно спускаться вниз. По мере того как вокруг сгущался полумрак, шум бегущего потока становился громче. В воздухе усиливался кислый запах застоявшейся воды. Фроггэт спускался следом, внимательно следя за тем, чтобы не наступить инспектору на руки.

Остановившись на сырых каменных плитах дна колодца, Питт глубже втянул шею в воротник пальто и оглянулся по сторонам в поисках ассенизатора, сообщившего о зловещей находке: тот оказался здесь, совсем рядом, сливающийся с темнотой, — те же самые краски, те же самые сырые, размытые линии. Это был маленький человечек с острым носом. Его брюки, сшитые из остатков нескольких заношенных до лохмотьев пар, были перепоясаны бечевкой. В руке он держал длинный шест с крюком на конце, а на поясе у него висел большой холщовый мешок. Было видно, что этот человек привык к вечному полумраку, сырым кирпичным стенам, смраду и отдаленному шуршанию крыс. Наверное, он уже видел столько трагических, первобытных и неприглядных сторон человеческой жизни, что его больше уже ничего не трогало.

— Значицца, вы пришли за телом, да? — Ассенизатор задрал голову вверх, глядя на Питта. — Странная штука, точняк. Он тута у нас недавно, а то крысы бы им занялись. А тут даже не укусили, точняк. Вот я вас и спрашиваю, кто мог такое исделать?

Судя по всему, вопрос был риторический, поскольку ассенизатор, не дожидаясь ответа, развернулся и быстро направился в глубь главного тоннеля. Всем своим видом он напоминал Питту маленького суетливого грызуна. Его ноги мелко семенили по сырому кирпичу. Фроггэт замыкал шествие, свирепо нахлобучив каску на лоб и шумно шлепая галошами.

Завернув за угол, они остановились перед большими шлюзовыми воротами, наглухо закрытыми для защиты от поднимающейся в реке воды.

— Вот! — гордым тоном собственника, демонстрирующего свои владения, объявил ассенизатор, показывая на белое тело, лежащее на боку в такой скромной позе, какая только могла быть в данных обстоятельствах. Полностью обнаженное, оно резко выделялось на фоне темного кирпича.

Питт был ошеломлен. Никто не предупредил его о том, что тело не защищено приличиями одежды — и что оно такое молодое. Кожа на лице была абсолютно гладкой, тронутой на щеках лишь нежнейшим пушком. Живот упругий, плечи по-юношески узкие. Томас присел на корточки, тотчас же забыв про скользкие от грязи каменные плиты.

— Фроггэт, фонарь! — приказал он. — Принеси его сюда. И держи ровно!

Инспектор сознавал, что сержант ни в чем не виноват, однако смерть — особенно бессмысленная, скорбная, — неизменно действовала на него подобным образом.

Крайне осторожно Питт перевернул труп. Подростку было не больше пятнадцати-шестнадцати лет; черты его лица все еще оставались мягкими. Волосы, хоть и мокрые и перепачканные грязью, должно быть, были светлые и вьющиеся, чуть длиннее, чем у большинства сверстников. К двадцати годам юноша, вероятно, стал бы красивым, когда его лицо успело бы возмужать. Но сейчас оно было мертвенно-бледным, распухшим от воды, а широко раскрытые светлые глаза смотрели невидящим взором.

Однако грязь была лишь на поверхности; под ней кожа была ухоженной. В ней не было той въевшейся черноты, присущей тем, кто не моется регулярно, кто носит одно и то же белье по месяцу кряду. Подросток был стройным, но это была лишь изящная гибкость молодости, а не худоба постоянного недоедания.

Питт взял безжизненную руку и внимательно ее изучил. Мягкость кожи была обусловлена не только дряблостью омертвевших тканей. На ней не было ни мозолей, ни волдырей, ни грязных разводов, без чего невозможно представить руки сапожника, старьевщика или дворника. Ногти были аккуратно подстрижены.

Определенно, погибший юноша не принадлежал беспросветной нищете Блюгейт-филдс. Но почему на нем не было одежды?

Инспектор поднял взгляд на ассенизатора.

— Достаточно ли здесь сильное течение, чтобы стащить с человека одежду? — спросил он. — Особенно если он тонул, барахтался?

— Едва ли. — Маленький человечек с сомнением покачал головой. — Можеть, зимою… много дождей. Но не чичас. И токмо не башмаки — башмаки ни за что. Он здесь недавно, а то крысы за него уже взялись бы. Я видал одного мусорщика, так его обглодали до косточек, точняк; поскользнулся и утонул пару лет назад.

— Как долго?

Ассенизатор задумался, предоставляя инспектору возможность сполна вкусить его значимость.

— Несколько часов, — наконец сказал он. — Зависит от того, где он упал. Но не больше нескольких часов. И течение башмаки не стащит, точняк. Башмаки остаются.

Питт мысленно выругал себя за то, что сам не подумал об этом.

— Одежду ты не находил? — спросил он, сомневаясь, что можно рассчитывать на честный ответ. У каждого ассенизатора был свой участок подземных тоннелей, ревностно оберегаемый. Это была даже не работа, а своеобразный ленный надел. Вознаграждение заключалось в том, что удавалось найти под решетками: мелкие монетки, иногда золотой соверен, изредка ювелирное украшение. Даже одежда находила сбыт. Портнихи сидели в мастерских по шестнадцать-восемнадцать часов в день, распарывая и перешивая заново старые вещи.