Дело о взбесившемся враче - Андрей Константинов

Рассказывает Светлана Завгородняя

"Почти три года работает корреспондентом репортерского отдела. До этого была фотомоделью и манекенщицей. Для получения оперативной информации успешно использует имидж «сексдивы». Коммуникабельна, легка в общении, жизнерадостна. Единственная мотивация для журналистских расследований возможность знакомства с новыми интересными мужчинами; других мотиваций нет. Человек творческий, но недисциплинированный.

Очень доверчива.

27 лет. Не замужем…"

Из служебной характеристики

1

Я люблю этот пронзительный миг ПЕРЕД…

Короткая тишина, разрываемая одновременным вздохом-всхлипом. Бешеный выброс адреналина. Горловой спазм. Почти осязаемый запах желания.

Он неслышно подходит сзади, прижимает к себе. И вот я уже спиной чувствую его напряженную упругость.

Мы стоим так какие-то секунды, и он с хрипотцой спрашивает:

— Конечно, вы не из тех девушек, Света, что занимаются сексом только в темноте?

Конечно, я не из дур. Только никак не пойму, каким образом мой сарафан уже на полу — в солнечных бликах из-за распахнутых занавесок. Занавески колышутся на ветерке, и блики предзакатного солнца скачут по стенам, по распахнутой постели, по его широким загорелым плечам, скользят по журнальному столику. Взлетая в головокружительную высь, я каким-то невероятным образом успеваю заметить потрепанную книгу на инкрустированной столешнице. Саббатини. «Хроники капитана Блада»… Капитана Блада… Блада… Бла-а-ад…

Словно два острых зеленых луча пронзают мои закрытые веки, разлетаясь в стороны разноцветными искрами. И я, летя с высоты, проваливаюсь в сладкую тьму…

2

В то, первое свое послебольничное, утро я проснулась необычайно счастливой. Я дома! В собственной постели! Все! Долой санитарку тетю Катю с грозной шваброй! Долой «отбои» по команде! Долой ординатора Костю, который хоть и скрашивал иногда мое унылое пребывание на больничной койке, но все равно — долой!

Мне даже показалось, что я сама стала какой-то другой.

Окончательно смыв с себя под душем запах больничной карболки, я стояла у зеркала, строя гримасы собственному отражению. Вот так, придя в Агентство, я улыбнусь Зурабу. Вот так — почти любя — махну рукой Вальке. Так — стрельну глазами в сторону Шаха… Кстати, роман с Шахом — это я знала наверняка — остался где-то в начале мая. Ни почему! И островного аборигена Марэка больше никогда не увижу. По кочану, по кочерыжке! Я теперь — другая. И хочу всего другого, нового!

Вот так, собираясь на работу, я почти с восторгом вспоминала своих коллег по «Золотой пуле». И думала о том, что если бы хоть кто-то из них узнал об удивительной метаморфозе, происшедшей со мной совсем недавно, то был бы немало удивлен. Но я решила хранить свою маленькую тайну, покуда сами не прозреют. Да и как признаваться в том, что ты вдруг неожиданно изменилась.

И ведь ничего вроде особенного не произошло. Сотрясение мозга я не получала. Между жизнью и смертью не зависала. Темного тоннеля со светом в конце, как некоторые, не видела. Просто провалялась месяц в горячечном бреду с банальным воспалением легких. Но вот — то ли с капельницами в меня влили что-то новое, то ли больница — место особое, для длинных дум, но ощущение, что теперь я — другая, было как озарение, как молния.

Честно говоря, после той майской поездки на Валаам, где я обнаружила частную клинику, в которой ставили опыты над наркоманами, в Агентстве меня возлюбили даже те, кто до этого только здоровался. В больнице меня навестили чуть ли не все сотрудники «Золотой пули». Шаховский, помню, так волновался, что даже не мог букет затолкать в банку из-под маринованных огурцов и всю воду пролил мне на одеяло.

Потом, говорили, замначальника ГУВД прислал на имя Обнорского благодарственное письмо с надеждами на дальнейшее сотрудничество, которое Ксюша, секретарь Андрея Викторовича, повесила в деревянной рамочке на стене в приемной рядом с дипломами и почетными грамотами Агентства. А Татьяна Петровна, наша буфетчица, чистя лук, всплакнула над моим здоровьем и сказала, что впредь будет следить, чтобы я сок прямо из холодильника не пила (она будет специально подогревать до комнатной температуры).

Вспоминая своих коллег, я тщательно перебирала вешалки в шкафу. И выбрала новую белую блузку с белой же гладью на воротничке. Я люблю это ощущение на теле холодного струящегося шелка, желание слиться руками, шеей, грудью со снежной тканью. Последний штрих — мазок алой помады на губах.

Ничто в то прекрасное утро не предвещало ни бурь, ни разочарований.

* * *

В Агентство, как мне кажется, я не влетела, а впорхнула. Незнакомый охранник, как и его сменщик Геша, резался сам с собой в нарды. Прямо профессиональная болезнь какая-то.

— Приветик! — Я сделала первый шаг по знакомому коридору.

— Вы к кому? — не поднимая головы от доски, неожиданно хрипло спросил парень.

— Я работаю здесь. Завгородняя!

Пропуск! — Он даже не шелохнулся.

— Совсем, что ли, охренели? — Хорошего настроения как ни бывало. Я порылась в сумочке и швырнула на стол удостоверение «Золотой пули».

Охранник долго и внимательно изучал мою ксиву, потом, опять же не глядя на меня и счастливо улыбнувшись чему-то, стал набирать местный номер телефона:

— Алексей Львович, я ее все-таки застукал! Дамочка с поддельным документом. Срочно сюда!

Через минуту из-за угла коридора выскочил возбужденный Скрипка, пронесся мимо меня, чуть не сбив с ног, выскочил на лестницу и, никого не обнаружив, вернулся назад:

— Где она?

— Да вот же! — Охранник обалдело переводил взгляд с меня на Скрипку.