Игра вслепую - Эйлет Уолдман

Исаак дважды выстрелил мне в грудь. Из тоста.

– Ты убита, – сказал мой двухлетний сын, откусывая от своего 9-миллиметрового полуавтоматического пистолета «глок».

– Маме не нравится эта игра, Исаак. Ты же знаешь. Мама не любит пистолеты. – Я взъерошила ему волосы, поцеловала в макушку старшую дочь и повернулась к мужу. – Не режь ему больше тосты на треугольники.

– Почему? – спросил Питер, глядя поверх кофейной чашки. Его волосы топорщились, будто колючки, а серые глаза слезились от переутомления.

– Потому что он выедает мякиш и делает из корки пистолет.

– Возможно, будь у него игрушечный пистолет, он не превращал бы в оружие свой завтрак.

Я сумрачно взглянула на мужа, налила себе кофе, облокотилась на стол и сделала глоток. Руби повернулась ко мне с заговорщицким видом, слегка забавным, потому что спутанные кудряшки задорно торчали во все стороны, словно пух одуванчика.

– Мама, Исаак целое утро играл в пистолеты. А папа ему разрешил.

– Это правда? – спросила я.

– Руби, не ябедничай, – сказал Питер.

Он прав. Ябедничать плохо. Но я все равно обрадовалась, что у меня есть союзник. Мне очень не нравилась эта бесконечная игра в «пиф-паф, ты убита». Ну в самом деле, почему мальчишки такие? До рождения сына я была убеждена, что разница между полами придумана обществом. Я считала, что можно воспитать мальчика, который вопреки стереотипам интересовался бы куклами и рисованием больше, чем машинками и оружием. А потом родился Исаак. И он действительно интересовался куклами: Суперменом и Бэтменом. Он обожал рисовать и лепить – и у него замечательно получалось оружие, которого я не покупала ему.

Я спрятала глину для лепки и все цилиндрические предметы. Мы перестали есть продукты, из которых можно сделать артиллерийские снаряды. Я запретила смотреть видео и телепрограммы, где есть хоть отдаленные намеки на агрессию, включая большинство диснеевских мультфильмов, которые нравятся детям: Питер Пэн слишком много дерется на мечах, а Морская Ведьма кого угодно сподвигнет на насилие. Меня отнюдь не смущало, что Исаак чахнет на диете из Телепузиков и Барни. Уж лучше глупое сюсюканье, чем война. Я накупила ему кучу видеокассет и игрушек, подходящих и для мальчиков, и для девочек, играла с ним в домик, меняла подгузники его куклам, разучила с ним все песни Пита Сигера, какие только смогла вспомнить. Но пока мои усилия не принесли ровным счетом никаких плодов.

Мама объясняла одержимость Исаака пистолетами тем, что в меня стреляли в тот день, когда он родился. Хотя, по-моему, это все равно что обвинять пострадавшего.

– Ну что, чем вы сегодня занимаетесь? – спросила я. Кажется, мне плохо удалось скрыть радость при мысли, что сегодня я не участвую в семейных делах. Питер – сценарист; только что закончились долгие два месяца съемок его последнего произведения «Каникулы людоеда». Режиссер потребовал присутствия Питера на съемках – наверное, боялся, что, если тот не отредактирует вопли ужаса, камера не заработает. Пока он проводил дни и ночи на Ломбоке, небольшом острове в Индонезии, я присматривала за домом одна. И теперь, в качестве компенсации, муж где-то около недели исполнял соло с детьми.

– Мы пойдем рыбачить динозавров, – заявил Исаак.

– Правда? – спросила я.

– Мы рыбачить не пойдем. – Руби потянулась через стол и ущипнула брата, тот обиженно завопил.

Я встала между ними и строго посмотрела на дочь.

– Руби, веди себя хорошо, а то не пойдешь никуда.

– Нет, пойду. Потому что папа обещал поехать с нами в палеонтологический музей Ла-Бри «Тар Питс», а ты пойдешь в спортзал, поэтому я тоже пойду.

Ну и язычок у девочки. Но с ее логикой не поспоришь. Я не стала ей отвечать, просто взяла Исаака на руки и чмокнула.

– Буду очень скучать, – солгала я.

– Можешь тоже поехать, если хочешь, – с надеждой предложил Питер.

– Нет, спасибо. Руби права, я пойду в спортзал.

Я поставила Исаака на пол, залпом допила кофе, взяла энергетическую шоколадку из личного тайника в кладовке, весело помахала своим и вышла за дверь.

– Я возьму твою машину! – крикнула я, очень довольная тем, что Питеру остается многоместный легковой автомобиль, в котором полно детских сидений и платков. И еще там витает загадочный запах, по всем признакам исходящий от давно затерянного тюбика светящегося йогурта.

Я забралась в незапятнанный оранжевый классический «БМВ» 2002 года и выехала на дорогу, наслаждаясь с трудом отвоеванной свободой.

Признаюсь, я сижу дома с детьми без особого удовольствия. Нет, в общем-то, я сама выбрала эту роль. До рождения детей я работала федеральным защитником, представляя в суде преступников, которые не могли оплатить услуги адвоката. Специализировалась на грабителях банков и наркоторговцах, но с готовностью бралась и за конторские преступления, и даже за то странное нападение на смотрителя Национального парка. Я не могла себе представить, что уйду с работы. Планировала трехмесячный декретный отпуск, воображая, что потом сброшу ребенка на Питера, а сама буду радостно продолжать работать по двенадцать часов в сутки. Я даже так и сделала после рождения Руби. Когда ей исполнилось четыре месяца, я вернулась на работу. С инструментом для сцеживания молока в одной руке и кейсом в другой. Еще через десять месяцев я вернулась домой. Не могла выносить долгие разлуки с дочерью.

А когда я поняла, что сидеть целый день дома не многим лучше, чем с утра до ночи работать, то уже ждала Исаака. И моя карьера покатилась под откос. Последние два года прошли как-то смутно. Вспоминается только дело с автобазой и бесконечная стирка детского белья. Еще расследование случайного убийства.

Я припарковалась на стоянке перед спортзалом. На последний день рождения Питер подарил мне абонемент в роскошный голливудский фитнесс-клуб. Я решила расценить подарок не в качестве пассивно-агрессивного комментария о размерах моего зада, а скорее как чистосердечное желание видеть меня здоровой и красивой, и отлично проводила там время, вопреки своей ненависти ко всяческим занятиям спортом. Все-таки очень приятно, когда у тебя есть личный тренер, который печется о тебе и столь искренне интересуется, что ты ешь и сколько занимаешься. Как и большинство моих подруг, я уверена, что все на свете озабочены моим неврозом – подсчетом калорий и одержимостью внешним видом. Я вбежала в зал, готовая сознаться Бобби Капу в страшном проступке – вчера я съела четыре гёрлскаутских печенюшки и полфунта диетических ирисок.