Эшафот для топ-модели - Чингиз Абдуллаев

Каждый раз, вспоминая об этом преступлении, Дронго не мог простить себе очевидного промаха, который он допустил во время расследования. Ему все время казалось, что его ошибка стала известна всем, и многие, не скрывая своего отношения, с удовольствием вспоминают его оплошность в этом нашумевшем деле. С другой стороны, оно было запутано до такой степени, что его разгадка представлялась довольно сложной задачей, с которой было совсем не просто справиться.

Погожим, солнечным днем он прибыл на Северный вокзал Парижа. Выйдя из здания вокзала, он огляделся. Когда-то много лет назад это было одно из самых злачных мест французской столицы, а прилегающие районы считались не самыми безопасными в городе. За столько лет все изменилось. Два вокзала, находившиеся недалеко друг от друга — Северный и Западный, были реконструированы. Вокруг открылись новые рестораны и магазины, аптеки и кафе. На Северном вокзале появился терминал поездов Евростара, ходивших по маршруту Париж — Лондон под Ла-Маншем.

Он впервые прибыл в этот город совсем молодым. В те времена, когда любой выезд во Францию был почти невозможным событием. Тогда Советский Союз официально не имел никаких контактов с Интерполом и формально не входил в эту организацию. Именно тогда молодой сотрудник был рекомендован для контактов со специальным отрядом экспертов, которых потом назовут «голубыми ангелами».

Он влюбился в этот город раз и навсегда. И хотя потом у него появилось еще несколько любимых городов, Париж, как первая любовь, навсегда остался в его сердце. Теперь, спустя столько лет, побывав в этом городе много раз, он знал его почти наизусть. Именно поэтому, выйдя из здания вокзала, он направился в сторону центра, покатив за собой свой небольшой чемоданчик на колесах. Он всегда любил ходить пешком, а в таких городах это было особенно приятно, так как можно было пройти достаточно большие расстояния до нужного места.

«Значит, прошло уже больше четверти века с тех пор, как я впервые сюда приехал», — вспомнил он. Больше четверти века. Страна, из которой он прибыл, тогда была совсем другая. И Франция тоже была совсем другой. Все изменилось — в лучшую или худшую сторону, думал он. Говорят, что нужно уметь принимать любые изменения. Или это ностальгия по прошлому? Не рано ли, в его возрасте?

Он продолжал неспешно идти. В детстве он любил смотреть французские и итальянские фильмы. Теперь он узнавал многие места, которые показывали тогда в кинотеатрах его родного города. В шестидесятые и семидесятые годы число людей, побывавших в Париже или Риме, было так малочисленно, что родные и знакомые гордились каждым из таких «путешественников». Только дипломаты, спортсмены, международные журналисты и деятели культуры могли бывать в этих городах и соответственно рассказывать потрясенным родственникам и друзьям о своих приключениях.

Ему отчасти повезло: он сразу начал ездить в зарубежные страны по линии Интерпола, успев побывать во многих государствах мира. Туристам и командированным везло меньше. Туристам выдавали только символические деньги на мелкие сувениры. Приходилось выкручиваться, продавая водку и икру, привезенные из Союза. Новое поколение уже не может даже представить, что прибывающие из Союза командированные сами варили себе супы, обедали привезенными консервами и пили чай, вскипяченный прихваченными с собой маленькими кипятильниками, чтобы сэкономить деньги. Иностранных денег ни у кого не могло быть. Даже за найденные десять долларов могли посадить в тюрьму на десять лет. Валютные операции считались одним из самых страшных преступлений в бывшем Союзе.

Все это было в прошлом. А сейчас он дошел до здания Оперы и свернул налево, направляясь к знаменитой Вандомской площади. Отсюда до отеля было совсем немного. Он зашагал чуть быстрее и уже через несколько минут входил в расположенный на небольшой улице Кастильоне отель «Лотти», выходивший на знаменитую улицу Риволи, где находился Лувр.

Его обычно называли Дронго. Под этим именем он был известен во всем мире как один из самых известных аналитиков и экспертов по самым запутанным и тяжким преступлениям. Его легенда давно сделала саму кличку нарицательной. Многие люди уже не знали его имени, считая, что именно так и нужно к нему обращаться.

В отеле его ждали. Он привычно останавливался в отелях, в этом районе. «Мерис», «Крийон», «Лотти», «Хаят» и, конечно, «Ритц» находились в нескольких сотнях метров друг от друга. На этот раз он заказал себе номер в «Лотти», уже зная, что здесь много русскоязычных сотрудников, работающих в отеле. Даже в отделе регистрации были девушки, прибывшие из Украины или Белоруссии.

Оформлявшая ему номер женщина была француженкой, которая говорила с ним по-английски. Французы традиционно не любили говорить на этом языке, но в подобных местах делались редкие исключения для гостей отеля. У него уже взяли кредитную карточку, чтобы заблокировать нужную сумму на оплату номера, когда в холле отеля возникло непонятное оживление. Затем пробежала какая-то сотрудница с большим букетом цветов. Появились двое журналистов с фотоаппаратами. И он услышал за спиной, как двое неизвестных мужчин разговаривали по-русски:

— Сейчас приедет наша дива. Они уже давно выехали из аэропорта.

— Ты говорил с ними, Слава?

— Конечно. Я разговаривал с Левоном Арташесовичем. Он подтвердил, что они выехали. Не волнуйтесь, Павел Леонидович, они будут здесь с минуты на минуту.

— А я не волнуюсь. Еще не хватало волноваться из-за этой суки! Ты сам знаешь, сколько крови она нам попортила. Я бы ее своими руками давно придушил, если бы она не была «золотой курицей». Никогда не понимал, что они в ней нашли. Кожа и кости. Длинные ноги и улыбка абсолютной стервы. Эти европейцы всегда были чокнутыми от длинных ног…

— Они считают ее самой красивой.

— Пусть считают. Лишь бы она приносила такие деньги. Идем быстрее, встретим их у входа.

Дронго оглянулся. Павел Леонидович был плотным мужчиной пятидесяти лет, круглолицый и ухоженный, с чуть тронутой сединой шевелюрой. Модные очки с серебристой оправой выдавали в нем человека со вкусом. Сопровождавший его Слава был высокого роста, немного нескладный, с голенастыми конечностями и худой длинной шеей с выступающим кадыком. Появился еще один корреспондент, который весело кивнул портье, оформлявшей номер для гостя, и что-то сказал по-французски. Она улыбнулась и, пожав плечами, ответила.

— Что происходит? — спросил Дронго, — вы ждете какого-то важного гостя?

— Графиня Шарлеруа, — пояснила портье, — может, вы слышали? Ваша соотечественница.