Месть оптом и в розницу - Наталья Перфилова

Двигаясь по шоссе ночью в довольно глухом месте, я, признаться, струсила, неожиданно увидев перед собой на дороге мужчину в желто-зеленом форменном жилете. Я не на шутку испугалась: делать милиционеру на безлюдной лесной дороге было совершенно нечего. К тому же в полнейшем одиночестве. Несмотря на присутствие сине-белой машины с мигалкой и надписью «ГАИ» на дверце, доверия этот человек мне не внушал совершенно. Но все же проехать мимо я не рискнула: уважение к милиции родители мне внушали с детства. Притормозив, я зажала в потной ладони газовый баллончик и опустила стекло.

Парень в форме торопливо приблизился, однако неожиданно его лицо выразило глубокое разочарование. Это тоже показалось несколько странным. Не буду хвастать, но обычно я не вызываю у особ противоположного пола негативных эмоций, особенно таких явных.

– Здравствуйте. Сержант Скворцов, – представился он. И, немного подумав, добавил: – Николай.

Я протянула заранее приготовленные документы, не снимая ноги с педали сцепления, чтобы в случае опасности можно было мгновенно рвануть вперед. Но сержант небрежно отмахнулся от бумаг.

– Тут такое дело… – Милиционер замялся, снова глянул на меня с явным сомнением. Но потом тяжело вздохнул и продолжил: – Я домой ехал с дежурства, смотрю, там под откосом машина валяется. – Он неопределенно махнул рукой в темноту. – Замок в водительской дверце заклинило, снаружи никак не открыть, а у меня с собой, как назло, инструментов никаких, что там внутри делается, не поймешь, стекла тонированные и глиной заляпаны плюс ко всему.

Я улыбнулась. Ну, слава богу, теперь хоть понятно, что его так расстроило. И между прочим, совершенно напрасно. Что у меня всегда при себе, так это инструменты. Сама я в машинах вообще ничего не понимаю, поэтому при поломке для экстренной помощи всегда приходится привлекать кого придется. Первого встречного в буквальном смысле слова. Тот чаще всего пытается отговориться, мол, без инструментов ничего поделать нельзя, надо аварийку вызывать… Тут-то я и поражаю его полным набором отверток, кусачек и всякой дребедени, назначение которой лично для меня остается загадкой по сей день. «Добровольный» помощник вздыхает и, засучив рукава, принимается за работу.

Не выпуская из рук баллончика, все еще немного труся, я вылезла из машины и открыла багажник, предоставив милиционеру возможность лицезреть мое инструментальное разнообразие, а сама подошла к обрыву. Машина там действительно была. Выглядела она не слишком помятой, практически невредимой, но я все равно почувствовала грусть. Чужое несчастье редко кого оставляет равнодушным, а у меня, как утверждает моя подруга Настя, чувство сострадания к ближнему заложено в пятикратном, если не десятикратном, размере. Я присела на корточки, стараясь разглядеть хоть что-то за грязными стеклами побитых «жигулей».

Тем временем явно повеселевший сержант развернул машину так, чтобы фары освещали упавшую «пятерку».

Вооружившись моей монтировкой, мы уже собрались спускаться вниз, когда водительская дверца побитой машины неожиданно распахнулась. Из нее вывалилось что-то бесформенно-огромное и неуклюже поползло вверх по глинистому откосу. Даже мужественный Коля слегка струхнул и потянулся к кобуре, про меня и говорить не приходится. Я чуть не закричала от неожиданности. Оказавшись в пятне света от фар уазика, фигура продолжала медленно подниматься по скользкому склону. Видимо, это давалось ей непросто. Грозно рыча, неопознанный объект все же выполз на обочину и, стоя на коленках, подозрительно оглядел нас, вернее, наши ноги, так как его голова упорно не желала подниматься хоть чуточку выше. Огромными усилиями нам с Колей удалось привести это чудовище в стоячее положение. Моему изумлению не было предела. Существо оказалось батюшкой. Самым натуральным попом в рясе, с крестом во всю грудь. Одежда и борода служителя церкви были замазаны глиной, покрывающей склон. Пахло от него так, будто он совсем недавно принимал ванну из самогона. Николай даже ахнул.

– Батюшка, и как же это вас так угораздило, в постный-то день?!

– Г-г-осподь не осужд-д-дает страждущих… поелику… – Поп замолчал, видимо потеряв ускользающий хвостик мысли. Вообще, тело его упорно кренилось из стороны в сторону, угрожая в любой момент рухнуть прямо на дорогу. Поднимать его заново нам не улыбалось. Мы аккуратно прислонили батюшку к милицейской машине. Неожиданно где-то глубоко в складках рясы вдруг раздалось громкое лошадиное ржание. Я испуганно отскочила в сторону, Коля тоже, похоже, растерялся. В результате наши недавние усилия пошли прахом, бренное тело святого отца все же свалилось рядом с грязным колесом уазика. Ржание продолжалось. Склонившись над необъятным торсом, я услышала: – Матушка, етить ее… это самое… звонит.

– Слышь, сержант, это сотовый у него, видимо, – догадалась наконец я, – достал бы… Хоть узнаем, откуда он ехал такой хорошенький.

Николай с видимым отвращением заелозил рукой по груди батюшки, выудил из складок рясы маленький телефонный аппарат, продолжающий ржать, нажал кнопку и поднес трубку к уху.

– Алло, здравствуйте, сержант Скворцов слушает… Да туда, туда вы попали, только батюшка ваш не в кондиции сейчас слегка, ответить не может… Перебрал напитков горячительных.

Выслушав довольно долгие объяснения матушки, парень выключил аппарат и задумался.

– Ну, и чего теперь с этим бугаем делать? – почесал он затылок. – Бросать на дороге вроде не положено. Мало ли что… Но не ждать же, пока он протрезвеет… Судя по всему, он еще часиков шесть прокемарит за милую душу. – Николай устало посмотрел на меня. – Вы куда ехали-то, девушка?

– В Дупло… – рассеянно отозвалась я, но тут же спохватилась: – Ой! То есть, простите, товарищ сержант, в деревню Лисицино я имела в виду.

Милиционер подозрительно посмотрел на меня, видимо, заподозрил в том, что моя бедная голова помутилась от смачного амбре батюшки. Я потупилась, но больше на эту тему распространяться не стала. Не объяснять же Скворцову, что старинное родовое гнездо нашей семьи никто, кроме как Дуплом, давно не называет. Когда три года назад, после смерти бабушки Александры Федоровны, мне досталась половина дома в деревне Лисицино, я, по чести сказать, была не в восторге. Садово-огородные дела никогда не привлекали меня, даже отвлеченно. Сидеть на грязных грядках пятой точкой кверху три месяца подряд и получить с чахлых помидорных кустиков пять-шесть кило плодов! Или еще смешнее: копаться, как кроту в земле, до ломоты во всех суставах вскапывать целину, сажать, поливать, окучивать, собирать колорадских жучков – и все эти мучения ради пары мешков картошки, которая может и не вполне уродиться, в зависимости от капризов погоды. По моим подсчетам, проезд и перевозка урожая в город обойдется где-то раза в два-три дороже, чем купить тот же самый натюрморт на ближайшем рынке. Но ехать вступать в наследство все же пришлось. Неожиданно уютный домик на окраине деревни мне очень даже понравился. Тихо, воздух свежий, птички поют. Беседка, увитая плющом, банька с сауной – просто мечта поэта, а грядки, в принципе, можно и не разбивать… Домик представлял собой сруб с двумя отдельными палисадниками и двумя симметричными входами – справа и слева. Сад, баня и гараж – общие для обеих половин. Огорода в округе дома я не заметила. Зато сад поразил неожиданным великолепием. Фруктовые деревья – яблоня, груша, слива – как раз цвели в момент моего первого посещения Лисицина, окружая постройки удивительно живописным кольцом. Окна моей половины тонули в душистых зарослях сирени. Я сразу безоговорочно влюбилась в это место. Все три года с тех пор отдыхаю только здесь. Летом чаще, зимой – пореже. Когда я впервые привезла в деревню гостей, все охали, ахали, восхищенно причмокивали и полной грудью вдыхали чистый кислород.