Президент не может умереть - Владимир Гриньков Страница 75

Амира сбросила, наконец, оцепенение, осторожно сказала, стараясь не смотреть предателю в глаза.

— Я действительно работаю здесь всего несколько недель, товарищ Фархад.

— А прежде чем занимались?

— Училась в университете.

— Закончили обучение?

— Нет, — покачала головой Амира и пояснила — теми же словами, что и в службе безопасности, когда проходила проверку.

— Я надеюсь, что еще успею закончить учебу А сейчас мне надо поработать — если уж представилась такая возможность.

Хомутов придвинул бокал.

— Давайте немного выпьем.

— Это алкоголь?

— Да. Вино.

— Я не имею права. Это запрещено.

— Кем? — сделал удивленные глаза Хомутов.

Он ожидал, что Амира скажет — им, президентом страны, и тогда он ответит, что, раз запретив, может и отменить запрет, но Амира строго проговорила:

— Кораном.

Хомутов смешался, не зная, что возразить на это, но свой бокал уже вертел в руке, и отставить его в сторону означало — потерять лицо Поэтому он сказал, сузив глаза.

— В этой стране законы устанавливаю я, — и умолк, ожидая, как поведет себя Амира.

Девушка, поколебавшись, протянула руку к бокалу. Хомутов перевел дух и повторил свое предложение:

— Всего несколько глотков!

Тени окружали Амиру со всех сторон Хотелось рвануться, закричать, но она не смела — сидела, сжавшись, стараясь не смотреть на президента.

Хомутов поднялся из-за стола, включил приемник. Он был настроен на европейскую станцию — полилась мелодия, не похожая на джебрайскую. При звуках музыки президент замер, плечи его ссутулились, Амира глядела ему в спину, чувствуя, как что-то просыпается в ней. Она скользнула взглядом по столу, увидела нож из столового прибора, схватила его быстрым мягким движением — но это было вовсе не то. Она провела пальцем по короткому лезвию с тупым зазубренным концом, и отложила нож в сторону. Хомутов обернулся, согнал с лица задумчивость, сказал негромко:

— Славная музыка Правда, Амира?

Девушка промолчала. Хомутов вернулся к столу.

— Я пью за вас, Амира. За ваши глаза, ваши руки, ваши губы.

Он готов был, похоже, перечислять и дальше, но оборвал себя, поймав на мысли, что такого рода застольных речей произносить не умеет. Они должны быть по-восточному цветисты, пространны и образны. Тогда он просто повторил:

— За вас. Амира.

Девушка отставила свой бокал и внезапно сказала с непонятной Хомутову решимостью:

— Мне надо выйти ненадолго. Прошу меня извинить.

— Пожалуйста! — Хомутов поднялся, улыбаясь.

Амира вышла из столовой, миновала кабинет, приемную, вскочившего при ее появлении Хусеми, и оказалась в коридоре. Сейчас она твердо знала — Аллах с нею, никогда больше ей не удастся остаться лицом к лицу с предателем, без всякой охраны. Она вбежала в медицинский блок, ее сменщица удивленно подняла голову, но Амира бросила ей отрывисто:

— Я на минуту, — и скрылась в смежной комнате, где прятала в укромном месте свой револьвер.

Хомутов вышел в приемную следом, Хусеми приподнялся, ожидая распоряжения, и Хомутов буркнул, досадуя неизвестно на кого:

— Ступай, проследи, чтобы не сбежала. Дикая какая-то особа.

Амира уже извлекла из тайника сверток с оружием, как вдруг распахнулась дверь. Она испуганно оглянулась и увидела Хусеми. Тот стоял, покачиваясь и держа руки в карманах брюк.

— В чем дело? — спросила девушка разом упавшим голосом, пряча сверток за спиной.

— Товарищ Фархад недоволен тобой, — сказал Хусеми.

— Я сейчас приду.

Он покачал головой, давая понять, что такой ответ его не устраивает.

— Ты пойдешь со мной!

Амира отвернулась, поспешно втиснула сверток среди вещей в шкафу, досадуя на себя за нерасторопность.

Хомутов встретил ее все той же улыбкой, мягко взял за руку, и Амира не успела опомниться, как он обнял ее, и так вышло, что они закружились как бы в танце — из приемника лилась музыка. Амира закрыла глаза, в ужасе ожидая того, что неизбежно должно было произойти, и в тот же миг наткнулась на какое-то препятствие, не удержала равновесия и соскользнула на диван, а Хомутов навалился сверху, неистово целуя ее, сжимая в объятиях так, что она пошевелиться не могла, кусая щеки и шею. Она почувствовала бедрами прикосновение его рук, забилась отчаянно, но он уже рвал на ней одежду, и не было такой силы, которая могла бы остановить его сейчас Амира еще надеялась выскользнуть, убежать, спастись, но негодяй не оставил ей шансов, грубо рванул, раздвигая ноги, обхватил ладонями ягодицы, словно пытаясь разодрать надвое, и бешеным толчком вошел в ее протестующее тело. Она плакала, но Хомутов не замечал ее слез или делал вид, что не замечает, — и брал ее с животным рычанием, со страшно искаженным лицом. И лишь совершенно выдохнувшись, весь в липком поту, откинулся и проговорил устало.

— Чего ты ревешь? Хочешь, я возьму тебя в жены?

Она продолжала плакать от боли, ярости и унижения, и Хомутов прикрикнул, злясь на себя за свою слабость:

— Не плачь! Довольно! Завтра же скажу Хусеми, чтобы начал приготовления к свадьбе.

Так было всегда. Первым делом он обещал жениться — и, как правило, это помогало.