Комбат. За морские заслуги - Андрей Воронин Страница 52

Виктор так и не успел разобраться, что же ему давило на психику: унылое, однообразное путешествие или мысли о жуткой трагедии, случившейся на той же реке, по которой они сейчас плыли. На следующий день их ждала экскурсия в древнюю столицу Золотой Орды, которую начинали раскапывать археологи. Супруги нетерпеливо ждали ее, хотя Ирина скептически заметила:

— Какая столица? Ее давно след простыл. Нам покажут десяток глиняных черепков да одну монету, на которой мы с трудом разберем монголоидную физиономию.

— Почему обязательно монголоидную? Насколько я знаю, тогда свободно обращались деньги разных стран от Востока до Запада.

— Даже ракушки всяких островных племен, служившие им валютой? — лукаво поинтересовалась Ирина.

— Ракушки тогда никто за деньги не считал, как сейчас белорусские зайчики.

— А жаль. Красивая ракушка смотрится гораздо симпатичнее тысячерублевой купюры.

— Но сыта ты ею не будешь. А на тысячу, если очень экономно, можно неделю жить.

Поначалу казалось, что сбудется грустный прогноз Ирины. Столица Золотой Орды отсутствовала начисто, даже ее контуры не просматривались. Зато, вобрав опыт завлечения туристов западными фирмами, организаторы раскопок сделали роскошный макет стольного города и наняли толковых экскурсоводов. Группу, в которой оказались супруги Антоновы, просвещала моложавая женщина с волосами, цвет которых наводил на мысль о светлом будущем всего человечества. В том смысле, что в нем, этом самом будущем, станут жить исключительно крашеные блондинки. Первая часть ее рассказа для Виктора не стала откровением. Он и книжки почитывал, и смотрел исторические фильмы. И удивительный жизненный путь Темучина, на старости лет превратившегося в Чингисхана, знал достаточно хорошо.

Вот только поступки будущего Потрясателя Вселенной многочисленные авторы трактовали по-разному. Одни утверждали, будто Темучину исключительно повезло. Природа наградила его многочисленными талантами, включая полководческий, дипломатический, управленческий. При этом Чингисхан был чист душой, он искренне любил свой народ и чурался подлых интриг, избавляясь от бывших друзей только по необходимости, лишь тогда, когда эти друзья начинали плести за его спиной паутину заговора.

Другие только усмехались, слушая подобные речи. Ведь свет не видывал второго такого мерзавца и клятвопреступника, как Темучин. Кто подпирал его могучей военной силой, превратив из изгоя в одного из сильнейших степных правителей? Ван-хан. Кого уничтожил Чингисхан, набрав невиданную для степняка мощь? Ван-хана. И еще Темучин прикончил своего названного брата, едва тот выступил против того, чтобы один хан возвышался над остальными.

Экскурсоводша придерживалась золотой середины. Чингисхан для нее был великим полководцем, склонным к жестокости и предательству. А иначе как бы он из сироты превратился в сильнейшего на Земле правителя?

Наконец речь пошла непосредственно о столице Золотой Орды. Интонация блондинки изменилась, из хладнокровно-рассудительной стала прочувственной. Она хотела увлечь слушателей своим энтузиазмом:

— Столица Золотой Орды была поистине бездонной сокровищницей, непрерывно наполняемой военным грабежом и торговлей, сокровищницей не только чужого золота, серебра, хлеба, но и обломков чужих великих культур, награбленных на Востоке и Западе и сваленных без разбора в диком, но своеобразном беспорядке в бездонной кладовой забайкальского хищника, угнездившегося на Волге.

Государственную мудрость и науку всенародного хозяйственного учета монголы взяли из Поднебесной. Оттуда же, из Китая, и премудрость книжная, да и сама грамота — квадратообразный алфавит, китайская многошумная музыка с ее пятнадцатью разновидностями одного только барабана, с тамтамом, гонгом, с флейтой-ди, шеном — полуфлейтой-полуорганом — и гуслями цинь.

Но оттуда же, из Китая, и неслыханное еще в Европе страшное оружие, вырванное Чингисханом из заплывших жиром, изнеженных рук выродившихся китайских императоров. Тут и порох, которым через подкоп рушили крепчайшие стены, и дальнобойный огнемет, кидающий на осажденных пылающую нефть столь сильного накала, что мгновенно вспыхивали даже сырые, непрерывно поливаемые водой бычьи шкуры, и многое, многое другое.

Причудливо смешиваясь друг с другом, обитали в городе многочисленные боги. Будда, Лао Цзы соседствовали с коренным дикарским беснованием степных шаманов, все больше уступая напору Аллаха, к чьей вере склонялось большинство монгольских правителей. Но и Христос пребывал в Орде. Сначала русские пленники воздвигли тут несколько православных церквей, а со времени похода на Польшу вознесся на азиатском берегу Волги островерхий, точно устремленный к небу католический костел.

И само зодчество было здесь не свое, все чужое и хаотически перемешанное. Объемный византийский купол соседствовал с витиеватой и волшебно легкой мавританской аркой, часть зданий подпирали тяжелые многогранные египетские колоннады. Дворцы ханов возводились из камня, однако жили в них только зимой, да и то занимая два-три покоя, поскольку трудно было раздобыть в степи достаточно дров. С наступлением весны и до первых морозов столица Золотого улуса выкочевывала в степь. Тогда по обе стороны Волги раскидывался необозримый город огромных юрт, кибиток и двуколых повозок, город кошмы и войлока, натянутых на решетчатый деревянный остов, город, окруженный неисчислимыми ржущими, мычащими, блеющими стадами. Такому городу, несмотря на его двухсоттысячное население, требовалось меньше часа, чтобы вскинуться на коней и ринуться, куда повелит владыка, сметая, уничтожая все осмелившееся сопротивляться.

При Батые в спешном строительстве города дикий камень Волги, рыхлый песчаник ее берегов, приводил в бешенство наемных архитекторов из Европы и Византии, в отчаяние и трепет за свою жизнь архитекторов-пленных — из Хорезма и русских. Кто-то из них подсказал Батыю чудовищную мысль — разобрать мечети и дворцы Хорезма и Самарканда, а весь тесаный камень, плиты, изразцы, даже целые куски стен переправлять на Волгу.