Далекий звон монет - Андрей Дышев Страница 44

– Ты ловкая тварь, – произнес я. – Не могу удержаться, чтобы не плеснуть в твою поганую харю шампанское.

Это был чистейшей воды экспромт, но я ведь живой человек и имею право на эмоции. Схватив бокал, я грациозным движением отправил его содержимое в лицо вьетнамцу. Тот не успел отвернуться. Волна шампанского красиво разбилась о тонкий нос, выпуклые скулы Нгуена, разлетелась во все стороны белыми брызгами и шипящей пеной сползла по подбородку на шею.

Вьетнамец, сузив и без того узкие глаза, выдернул из-под «сентинела» платок, медленно провел им по лицу и поднял револьвер.

– Повернись в профиль, – сказал он, едва разжимая тонкие губы.

– Так? – спросил я, слегка поворачивая голову.

– Так, – ответил он и выстрелил.

С ветки пальмы вспорхнули попугайчики. Едкий дым с кислым запахом пороха заклубился над столом. Мелодично звякнул бокал. Вьетнамец окаменел.

– Промазал? – сочувствующе спросил я.

Он выстрелил еще раз, еще. От звонких щелчков у меня заложило ухо.

– Ладно, хватит, – сказал я, снова садясь на стул. – Я забыл тебя предупредить, что револьвер заряжен холостыми. Ты мне напоминаешь свинью под дубом из басни. Морду можешь поднять и посмотреть наверх?

Клянусь, наступило одно из самых приятных мгновений в жизни, которое может оценить лишь истинно творческая личность, скажем, режиссер на премьере спектакля, произведшего фурор, или художник, выставивший на обозрение скандальное полотно…

Вьетнамец, все еще направляя ствол «сентинела» в меня, с опаской приподнял голову и исподлобья глянул на балкон. Влад, опершись грудью о перила, кажется, делал наезд, и объектив видеокамеры плавно вращался, выдвигая вперед линзы. Он прав, лицо, искаженное неподдельным шоком, лучше снять крупным планом. Анна, стоя рядом с Владом, держала на уровне бедра «калашников», направляя ствол во вьетнамца. Одежда моих друзей, выпачканная в томатном соке, уже успела подсохнуть, и «кровавые» пятна выглядели уже неправдоподобно.

– Садись, Нгуен, садись, – сказал я вьетнамцу. – Сейчас начнется самое интересное. Сейчас я расскажу тебе о настоящем искусстве обмана.

– Снято! – сказал сверху Влад и опустил камеру.

Вьетнамец с окаменевшим лицом медленно оседал на стул. Землистого цвета кожа напоминала маску. Казалось, что он следит за мной сквозь узкий разрез в прицельной планке, спрятавшись внутри каменного сфинкса.

Напряжение ослабевало. Я стал чувствовать усталость. Скрипя ступенями, Анна спускалась с балкона. Влад, опустившись на корточки, вынимал из камеры кассету.

Я напрасно расслабился. Вьетнамец вдруг сделал какое-то едва уловимое движение рукой, и пустой бокал полетел мне в лицо. Удар в лоб был настолько сильным, что я вскрикнул от острой боли и схватился руками за лицо. Перед глазами потемнело. Ослепший на мгновение, я интуитивно вскочил на ноги, чтобы отойти от стола назад, но не успел даже отодвинуть от себя стул. Вьетнамец пронзительно крикнул и пружинистым ударом ноги опрокинул на меня стол. Гремя стульями, я повалился на пол. Стол хоть и не был тяжелым, но все же чувствительно ударил меня по раненому лбу. Бутылки и бокалы, разбиваясь, звеня, покатились по полу. Крича что-то несуразное, я стал выползать из-под стола, но движения мои были очень медленными и неловкими в сравнении с тем, как двигался Нгуен.

Он пантерой прыгнул в сторону, раскидывая стулья и кашпо с карликовыми деревьями, и кинулся в заросли зимнего сада. Его фигура исчезла за пальмами в тот момент, когда я только выбрался из-под стола, вытирая с лица кровь, которая хлестала из рассеченного лба.

Если бы рядом не было Влада, вьетнамец ушел бы с той же легкостью, с какой уходит в лес дикий зверь, выпущенный из клетки. Что-то огромное, тяжелое, сопящее свалилось с балкона, отчего содрогнулся весь особняк, и я с облегчением понял, что в дело пошла тяжелая артиллерия. Втянув голову в плечи и чуть растопырив руки, Влад с ревом устремился вслед за вьетнамцем. Раздался жуткий треск. Попугаи, захлебываясь от истеричного чириканья, голубым облаком вспорхнули под потолок. Влад, размалывая пальмы и фикусы на силос, как мощный комбайн, с завидной скоростью прочесывал заросли. За ним тянулась широкая просека, устланная измочаленными листьями, поломанными ветками и битой черепицей от кашпо. Зеленый рай редел прямо на глазах.

Анна, спустившись ко мне, принялась было прилаживать на моем лбу салфетку, но замерла, завороженная стремительным развитием событий. Из дальнего края сада вдруг раздались короткие выкрики и глухие звуки ударов. Я подумал, что этому прыткому и ловкому каратисту ничего не стоит одним точным ударом уложить нашего бугая на пол, тем более что вслед за серией ударов послышался рев Влада. Верхушка пальмы задрожала, словно о ее ствол почесал спину медведь. Опять затрещали ветки, и минуту спустя к нам вышел Влад.

Эту картину надо было видеть. Осыпанный с ног до головы листьями, словно разведчик в маскировочном костюме, Кинг-Конг держал за ноги вьетнамца, который, словно огромная черная рыбина, висел вдоль его тела вниз головой. Нгуен слабо сопротивлялся, пытался укусить Влада за ногу, но это была уже агония поверженного противника.

– Ножкой дрыгать вздумал! – все еще не мог отойти от боевого азарта Влад. – Как кузнечик прыгать передо мной стал! Так я его схватил в охапку вместе с пальмой и обнял так, что ребра затрещали. И он сразу про карате забыл… Осталось что-нибудь в бутылке, из которой Цончик пил?

Я поднял с пола бутылку. Она упала удачно, на ножку опрокинутого стола, и на стакан зелья в ней еще осталось. Влад кинул Нгуена на пол, наступил ему коленом на грудь и похлопал ладонью по его щекам.

– Ну, что, Чак Норрис? Выпей за свою погибель!

Вьетнамец крутил головой, плевался, кашлял, и все же нам удалось влить ему в рот шампанского со снотворным. Когда содержимое бутылки благополучно отправилось в желудок Нгуена, Влад посадил его на стул и крепко связал ему руки и ноги моим поясным ремнем, объяснив этот выбор тем, что свой ремень он снять не может, так как на его мускулистой талии джинсы без ремня держаться не будут.

Пока мы занимались пленником, Анна сидела на тугих мешочках с золотом и курила, пытаясь перехватить мой взгляд. Я старательно уводил глаза в сторону и со страхом думал о будущем. Нам с Анной предстояло разбирать завалы в наших отношениях, которые были запутаны до предела.

– Все, друзья, – сказал Влад. – Пора сваливать. Наша миссия закончена.

Он положил видеокассету на середину стола и широким фломастером написал на его пластиковой поверхности: «АВТОРСКИЕ ПРАВА НА ФИЛЬМ ПРИНАДЛЕЖАТ ВЛАДУ УВАРОВУ». Подумал и дорисовал то, что, на мой взгляд, мужчине в его возрасте делать не следовало бы: «ПРИВЕТ ПАВЛУ ГРИГОРЬЕВИЧУ», и рядом – кулак с торчащим кверху средним пальцем.

Наша ученая обезьяна в звании кандидата исторических наук иногда проявляла поистине подростковый интеллект.