Век испытаний - Сергей Богачев Страница 35

— Послушай, Надежда! Авель не из тех людей, которые вот так будут себя вести. Значит, повод дала, значит, он подумал, что она не против. Девушки с приличными намерениями в такое время в дом к одинокому грузину не приходят!

— Так ты знаешь?

— Не делай из меня идиота! Ты только что сказала — он заманил её к себе!

— Но я же не сказала, что именно домой…

— Сомневаться в порядочности Авеля Енукидзе не приходится! Она сама виновата, и мы это больше не обсуждаем! Шляпку вашу он вернёт.

Последнее было сказано тоном, не терпящим возражений, и Надя поняла, что субботний вечер — один из немногих вместе, безнадёжно испорчен.

Рывок

Ключ провернул обильно смазанный замок камеры почти неслышно, и в створе двери показались фигуры вертухая и ещё двух дежурных.

— Черепанов, Щепнин, на выход с вещами!

— Ух ты, какой резвый! Жди пока соберу, у меня пожитков как у куркуля, а сидор-то ^[8] маловат!

Севан стал не спеша собирать пожитки:

— А я новую хату, кстати, не заказывал! Куда это ты собрался нас вести?

Павел уже сложил свой мешок — там был свитер, носки и две рубахи — и напряжённо вслушивался в диалог Севана и конвоира. До выхода на волю ему оставалось немногим более двух месяцев. Уже всё плохое, что могло, случилось, и уже не должны бы его трогать, обычно сидельцы в его положении спокойно досиживают свой срок — и всё, привет, я никому ничего не должен!

— По этапу пойдёте.

— Какой этап, начальник? — Севан от злости выпучил глаза и бросил в конвоира свой мешок. Тот ударил его по коленям, и оттуда с грохотом выкатилась миска.

— Ну, теперь не обижайся! — Конвоир кивнул двум стоявшим позади него красноармейцам, которые выволокли Севана в коридор.

— А мы там, что, тоже очкуем? — этот окрик был в сторону Черепанова. — На выход, я сказал! Лицом к стене!

Пока Павел подпирал в тюремном коридоре лбом стену, позади него раздавались гулкие удары. Это конвойная смена воспитывала Севана, но Пашка судорожно перебирал варианты: какой этап, куда, зачем и как его теперь найдёт Полина? И будет ли вообще искать?

— Встать, скотина! — Севан, принявший в воспитательных целях порцию побоев, поднял свой мешок и встал на ноги.

В тюремном дворе собралось с десяток таких же потенциальных путешественников, некоторые из них имели довольно помятый после допросов вид. Апрельский воздух был настолько свежим и тёплым, что у Пашки от него закружилась голова. Это был запах распускающейся зелени, города и весны.

— По одному, в карету, ваши высочества! — Конвоиры заржали и стали прикладами подгонять последних.

Когда конка набилась заключёнными, дверь закрылась и стало темно, только небольшая ленточка света проникала внутрь через маленькое зарешеченное окошко под потолком. Севан и Пашка оказались рядом.

— Череп, я не догоняю… Ты чё-нибудь понимаешь? — просипел Щепнин почти на ухо Пашке.

— Не… Не понимаю. Не должно быть такого.

— Чё делать будем? Мне вышак-то светит. Пугают уж полгода, что впаяют, если не расколюсь. Хорошо, если спровадить ^[9] хотят.

— Так ты ж своё тянешь, не чужое. Чё тебе бояться?

— Так а я ж не скамьёвщик ^[10] какой… Медведя ^[11] взять на лапу — это талант нужон! А они ж ищут таланты, мне вон чужой подвиг навешивают.

— Ну так если навешивают, так уж точно не на расстрел везут. И что бы они с тобой цацкались? Там бы в подвале и клацнули из револьвера, даже гильзы подбирать не надо — только тёплый трупик.

— Типун тебе! Хорошо если из одного мешка ^[12] в другой тянут, а если гнилое задумали? Не… пора менять судьбу ^[13]…

Севану особо терять нечего, подумал Павел. О том, что его огэпэушники «колят» ещё на один сейф, Севан как-то хвалился. Это было не очень по-воровски, но тогда Павел отнёс эту браваду на хитрость характера медвежатника. Скорее всего, поразмыслил Пашка, это говорится для того, чтобы наседка ^[14] услышала. А вот куда его самого этапируют — и зачем?

Конвой прибыл на вокзал — это было понятно по звукам паровозных гудков и шипению пара.

— О-па, о-па, далёкая дорога… — шёпотом запел Севан, вслушиваясь в звуки железной дороги.

Засов снаружи грюкнул, и дверь открылась, ослепив арестантов светом вокзального прожектора.

— Вытрухайся по одному!

Арестантов выстроили в ряд вдоль вагона и под лай собак старший конвоя начал перекличку.

— Бадоян! Ванинский! Дятлов! Иволга! Ох и фамилия у тебя… Мартынов! Песх! Да что за набор у нас сегодня… Перетятько! Сытник! Скоморохов! Черепанов! Щепнин! Яблоневич…

Севан пнул Пашку ногой и прошипел:

— Сидор роняй!

— Зачем? — Не успел Пашка сообразить, что от него хочет медвежатник, как тот схватил его за шинель и потянул в падении вниз. Они закатились под вагон, и Севан, перекатываясь через Пашку, вытянул его на другую сторону пути.

— Стоять! Стой, стрелять буду! — орал начальник караула с той стороны вагона, вглядываясь сквозь колёсные пары в темноту.

— Бросай! Бросай сидора! Не уйдём! — уже орал Севан во весь голос, а с той стороны на этот звук начали палить.

Севан толкал впереди себя Пашку, отчаянно крича:

— Давай, давай!

Первые несколько метров Пашка проделал быстро, инстинктивно спасаясь от прицельного огня, но потом остановился и заорал в ответ:

— Иди сам! Я не собирался! — И тут же ногу ошпарило так, словно шило прошло насквозь. Боли почти не было. Был удар выше колена, и нога уже не слушалась мозга. Пашка упал, прикрыв лицо рукой на случай, если конвоиры спустят собак. Ещё три выстрела, и позади себя он услышал громкий возглас:

— Всё! Всё! Не прошёл рывок! Я закончил выступление! — Севана уже волокли двое конвоиров, прикармливая его по пути следования увесистыми пинками.

14 лет

— О! А вас-то мы и не ждали! — пробормотал Терентий Иваныч, завидевши чёрную машину Енукидзе, затормозившую возле калитки детского дома.