Прирожденный воин - Сергей Самаров Страница 35

Фонари валяются в стороне. Солдаты выставляют их с четырёх сторон. Свои и фонари двух первых жертв боевиков. Наверное, есть ещё где-то фонари, принадлежащие убитым боевикам, но десантники не ищут их. И этого света хватит. Опять доносится стон. Теперь второй солдат показывает, что он ещё жив.

– Передвиньте раненых к стенке. Перевяжите, – командует Сохно.

– И моих... – добавляет боевик.

– Твоих... перевязывать поздно... Аллах уже принял их грешные души...

Боевик бросает короткий взгляд на своих товарищей. Сейчас, при выставленном свете, видно, куда наносил удары Сохно. После таких ударов не живут, боевик понимает это сразу, он опытный. И, конечно, быстрота, с которой майор расправился с двумя противниками тогда, когда он сам не успел справиться с двумя десантниками, производит впечатление.

– Наверное, ты хороший боец... Жалко будет такого убивать... – говорит он тихо и отчего-то почти без акцента.

– Мне тебя будет не жалко. Даже при том, что ты тоже боец неплохой. Меня зовут майор Сохно. Запомни имя того, кто отправит тебя туда, куда ты заслужил попасть...

– Майор... – боевик вздыхает громко, демонстративно. – К сожалению, меня не было в стране, когда ты был капитаном. Тогда бы ты никогда не стал майором...

– Ты знаешь меня?

– Тебя знают многие и в Ичкерии, и в Чечне... [24]Капитан – так тогда тебя звали, без имени, стал для многих кровником... [25]

– Это зря... Я не убивал исподтишка, как у вас принято... Я убивал в бою... В равном бою... Куча ваших против меня одного... Это считалось равным боем... И их я убивал... Потому что те, кто больше всего кричат о мужской чести, сами чести не знают и при первой опасности прячутся под женскую юбку... Оно и понятно, если они не будут кричать, кто же поверит, что они имеют честь...

– Я тоже убью тебя в бою... – выкрикивает боевик, приходя в ярость.

Но это короткая вспышка. Он быстро берёт себя в руки и опять становится хладнокровным.

Бойцы выходят в центр, стучат ногами, пробуя почву, ощущая соприкосновение обуви и земли. Каждый знает, что любое неуверенное движение, случайный шаг или невозможность сделать необходимый шаг – всё это может стоить жизни. И начинают кружить друг вокруг друга.

В моменты, когда свет попадает на лицо боевика, Сохно видит, что тот немолод. В бороде много седины. Может быть, ровесник майору, может быть, чуть-чуть старше...

Сохно первым показывает ложный выпад и тут же пытается нанести удар ногой сбоку под колено. Боевик на выпад реагирует, а удар ногой блокирует голенью. И отвечает сам быстрой атакой из трёх неразрывных каскадов. Но он атакует пустое место, потому что Сохно оказывается уже в стороне. Тут же следует атака майора, тоже состоящая из нескольких переходящих один в другой каскадов, но и он промахивается. Оба бойца движутся при защите не от противника, а вбок. Это «высший пилотаж» в фехтовании на ножах, который прерывает чередование каскадов, делает это чередование ненужным. Сам смысл каскадов и их чередования сводится к тому, чтобы серией наносимых ложных и настоящих ударов поставить противника в такое положение, в котором он не сможет правильно защититься.

При следующей атаке боевика Сохно показывает ещё один редкий элемент, который могут позволить себе только ассы ножевого боя. Он встречает клинок противника своим клинком. Со звонким лязганьем сталь ударяется о сталь. И противники оказываются в такой опасной близости друг от друга, что боевик предпочитает не рисковать и делает скользящий скачок назад. Назад, а не по кругу, и это уже показывает, что боевик понимает, кто в этой схватке сильнейший. Но виду он не подаёт. Только хмыкает в бороду и делает несколько быстрых перехватов ножа [26]. Сохно повторяет приём.

– Сдаётся мне, что нас один преподаватель обучал... – говорит майор, мрачно ухмыляясь. Улыбкой назвать его ухмылку сложно. При скудном освещении его лицо, которое и при нормальном свете не слишком привлекательно, кажется страшным.

Боевик не отвечает. Он сосредоточен.

Следующая атака оказывается одновременной и обоюдной. Бойцы сходятся вплотную и имеют опасную возможность ударить друг друга, но успевают левой рукой ухватить правую руку противника. И на какую-то секунду замирают в такой позе, глядя друг другу в глаза. Лиц не видят. Да и глаз почти не видят. Только чувствуют друг у друга энергию взгляда.

На какое-то мгновение Сохно словно замирает.

– Мы не встречались раньше? На тренировке? – спрашивает.

В ответ слышится только рычание.

Руки заняты. Сохно, пользуясь тяжестью своего тела, выталкивает противника ближе к середине, где светлее. Боевик тут же пытается нанести удар коленом в печень. Мышцы пресса Сохно выдерживают такой удар, хотя ощущают его основательность, а сам майор, понимая, что повторная атака может его просто свалить, отвечает ударом лбом в лицо противнику. Но руку его при этом не выпускает, не даёт отступить и наносит следом, один за другим, два точно таких же удара.

Боевик соображает, что ему ответить подобным образом сложно – он выше ростом и только дополнительно разобьёт себе уже и без того разбитое лицо. Он выпускает руку Сохно и пытается вырвать свою руку. Но хватка майора оказывается цепкой, а сам он тут же делает круговую отмашку ножом, нацеленным в горло. Боевик успевает присесть, и лезвие только срывает платок с его головы и разрезает кожу чуть выше лба. Кровь брызжет, окрашивая седые волосы, и начинает заливать глаза. Боевик не пытается закрыться. Он бьёт вслепую кулаком свободной руки. Но Сохно ждёт этого естественного в таком положении удара и подставляет под руку нож. Лезвие приходится на предплечье и наносит глубокую рану. Но в этом положении боевик отчаянно пытается вырвать вторую руку. Это ему удаётся, он отпрыгивает, однако майор делает выпад вдогонку и рубящим движением тяжёлого ножа достаёт и эту руку. Нож падает со звоном, и сам боевик падает в стороне от него, не справившись с инерцией.

Майор делает шаг вперёд. Боевик вытирает со лба кровь. Безоружный, лежачий, он желает встретить свою смерть с открытыми глазами. Сохно склоняется над ним.

– Дайте света! – резко говорит он десантникам. Те наводят на боевика фонарь.

Почти минуту Сохно смотрит молча.