Свобода даром не нужна - Андрей Дышев Страница 15

Кабанов на всякий случай извинился. А вдруг Командор рассерчает и не выдаст еды? Но Командор отреагировал на реплику жены иначе.

– Что-то в последнее время ты стал приставать к моей жене! – сказал он и, погрозив пальцем, протянул Кабанову тяжелый пакет. – Бабу захотел? Так жениться надо! Вот, к примеру, на Зойке Помойке! Чем не жена?

Кабанов хотел ответить, что женится на Зойке только в том случае, если Командор начнет питаться исключительно дерьмом, но благоразумно промолчал и покорно склонил голову.

Уединившись в карьере, они поделили продукты, причем Зойка большую часть уступила Кабанову как мужчине, которому нужно хорошо питаться. Кабанов спорить не стал, как должное принял дар и тотчас вскрыл банку «Вискаса» из индейки и телятины для кастрированных котов. Он вытряхивал комочки фарша в рот, мычал и стонал от удовольствия. Потом он ел хлеб с печеньем, потом пил настоящую минеральную воду «Курнявичская», потом протирал хлебом банку из-под «Вискаса» и закусывал луковицей.

Обед был фантастическим, и еще осталась целая куча продуктов! Словно сокровища Кабанов перебирал пачки с вермишелевым и гороховым супами, пластиковый тюбик с кетчупом, тяжелые кирпичи «Бородинского», консервы с сайрой, итальянские спагетти, пачки с крупами и многое другое и мало-помалу приходил к выводу, что Командор не такой уж плохой человек и в какой-то степени щедрый, благородный и предусмотрительный.

Одну буханку пришлось отдать Толстухе в качестве долга с процентами. Толстуха тотчас обменяла эту буханку у Полудевочки-Полустарушки на три карандашных огрызка синего, красного и черного цветов. Не тратя времени, она тотчас уселась перед осколком зеркала и стала подрисовывать себе глаза.

Несколько дней Кабанов отъедался и отсыпался, а также залечивал мозоли на руках. Зойка безвозмездно уступила ему свою полку, а сама спала на полу, чем вызвала очередную волну негодования у Толстухи, которая почему-то стала именовать себя комендантшей. Зойка отвечала на выпады Толстухи дерзко, говорила, что она свободный человек, живущий в свободном обществе, а лежать на полу никто не запрещал. Кабанов в эти бабьи склоки не вмешивался, и громкая ругань не мешала ему даже во время сна. Сон Кабанова был крепким, осененным богатырским храпом, что тоже очень не нравилось Толстухе. Она жаловалась на Кабанова мужу, но Командор ни разу не рискнул зайти в спальню к Кабанову. И, надо сказать, правильно делал. Не то чтобы Кабанов отъелся на заработанных харчах и стал могучим, как Геракл. Но в нем появились новые качества, которых доселе не было. Теперь Кабанов ходил по всему подземелью твердой и уверенной поступью, и в глазах его уже не было прежнего раболепия и испуга. Бывший, как самое опытное и аморфное существо, по непонятным причинам стал заискивать перед Кабановым, и это все больше настораживало Толстуху.

Она стала втираться в доверие к Кабанову и пытаться выяснить, что он задумал и почему Бывший пресмыкается перед ним. Часто можно было видеть, как Толстуха ходит вокруг Кабанова кругами, говорит с ним мышиным голоском и угощает пирожными собственного приготовления (мелко накрошенное печенье смешивается с вареной сгущенкой; из этого теста лепятся биточки, которые потом несколько часов выдерживаются в прохладном карьере. Кабанову очень понравилось). Как-то за таким «втиранием» Толстуху застукал Командор, пригласил в кабинет и очень скоро выпустил – заплаканную и с синяком под глазом. Высморкавшись в подол халата, Толстуха вдруг накинулась на Зойку:

– Ходишь тут, задом вертишь! Замуж давно бы вышла!

Кабанов мало обращал внимания на все эти интриги. Дело в том, что цена на песок стремительно росла, за каждую люльку Командор выдавал все больше и больше продуктов, при этом он сам распухал, и пиджак Кабанова становился ему тесным. Кабанов, напуганный голодом, работал в карьере почти каждый день, усиленно питался, а то, что съесть не мог, прятал на черный день. Зойка все время была при нем и, хотя уже здорово уступала Кабанову в силе и выносливости, молча сносила все тяготы, ни разу не пожаловавшись на мучившие ее боли в спине и ногах. Наверное, она застудила почки от лежания на сырой земле, но не прогоняла Кабанова со своей полки, а ему в голову не приходило, что Зойка каждую ночь мучается.

Кабанов работал в удовольствие. Многочасовые физические нагрузки творили с ним чудеса. Кабанов стал замечать на своем теле мышцы, причем в тех местах, где раньше дрожал жирок. Растущая цена на песок позволяла ему не думать о хлебе насущном, а переключиться на стратегические задачи и цели.

А главной целью была, разумеется, свобода. Методично вонзая лопату в песок, Кабанов с тоской вспоминал давно оставленный им мир. Он тосковал по большому городу, по многолюдным улицам, по гудящим машинам, магазинам, рекламным вывескам и женщинам. Тоска усиливалась многократно, когда он вспоминал свою несчастную жену. Бедная, бедная Оля! Как она там без него? Совсем ссохлась от горя? Наверное, постарела, заболела без него. Сколько слез она пролила! Сколько нервов сожгла! И считает дни, часы и минуты, когда появится хоть какая-то информация о Кабанове… Вот только… только ее лицо Кабанов совсем забыл. Помнил, что она очень красивая, бровки тонкие, губы чувственные, полные, глаза голубые. А вот как все это выглядит в целом – не мог представить. В сознании почему-то навязчиво возникало лицо Зойки Помойки, и Кабанов тряс головой и плевался, чтобы прогнать это скверное видение… А что с фирмой? Видать, развалилась фирма без Кабанова. И даже его верный помощник и сподвижник Гриша Варыкин вряд ли удержит фирму на плаву. Слесари, оставшись без контроля, по-черному запили. Клиентов нет, заказов нет, простаивают станки, цеха, засыхает в банках краска… Но милиция наверняка работает не покладая рук. И день, и ночь. На место взрыва «Мерседеса» выехало несколько оперативно-следственных бригад. Отряды сыщиков собирают улики, идут по следам Кабанова, опрашивают местное население. Не исключено, что группа захвата уже где-то рядом. Может быть, всего в нескольких десятках метров от люка, куда на лебедке опускается люлька. И бойцы только ждут наступления темноты, чтобы начать штурм.

Эти мысли вселяли в Кабанова надежду, что скоро его заточение в поганом подземелье закончится и он вернется в нормальный мир, к нормальным людям и снова станет прежним Кабановым – богатым, преуспевающим бизнесменом, владельцем нескольких ремонтных автомастерских. Иногда желание вырваться отсюда на свободу становилось таким острым, что Кабанов в ярости откидывал лопату в сторону, падал на песок и, катаясь по нему, выл и стонал, а испуганная Зойка Помойка суетилась вокруг него и с мольбой выспрашивала:

– Что?! Сердце прихватило?! Ударился?!

– Уйди! – сквозь зубы просил он ее, и Зойка послушно, как собачка, отходила в сторону, садилась в уголочке, но Кабанова из поля зрения не выпускала, готовая, если понадобится, немедленно кинуться к нему на помощь.

Подземелье оказалось богатым на различные идефиксы. Оказывается, не только Кабанов страдал навязчивой идеей. Этот же недуг крепко засел в мозгу Командора. Кабанов и Зойка, как обычно, таскали в кабинет песок и сваливали его в люльку, а Командор наблюдал за ними, сидя на скамейке и обложившись всякими колющими и режущими предметами.