Грабеж средь бела дня - Сергей Зверев Страница 10

Тогдашнее горотделовское начальство поспешило откреститься от ударника оперативно-розыскного труда. Голенков получил уничижающую характеристику: «морально неустойчив», «утратил доверие», «не пользуется уважением коллектива». Лучший друг, майор Коробейник, выступил на собрании с пламенной речью, в которой заклеймил отщепенца позором.

И тут привычное хладнокровие изменило Эдуарду Ивановичу. Он обозлился и сразу погнал волну. Голенков написал в Генпрокуратуру, что начальница детского спецприемника-распределителя противоестественным образом развращает несовершеннолетних преступников. Сигнализировал в местную милицейскую газетку «Честь мундира» о пытках, процветающих в Уголовном розыске. Настучал в инспекцию по личному составу, что майор Коробейник подчистил оценки в университетском дипломе. Письма отличались протокольным стилем и ментовскими пожеланиями.

Результат был почти нулевым. Зато Голенков окончательно упал в глазах бывших коллег: для всей городской ментуры он стал той самой паршивой овцой, которую стадо с удовольствием сдает на раздербан волкам… Получив по приговору четыре с половиной года, Эдик окунулся в мутные и тревожные воды исправительно-трудовой колонии для бывших сотрудников «органов».

Ментовская зона, куда он попал, была, как ни странно, «черной». Масть держали бывшие муровцы. За пахана канал полковник с Лубянки. В «шестерках» у него бегали амбалы-омоновцы. «Петушатник» был представлен осужденными сотрудниками Главного управления исполнения наказаний, следаками, гаишниками, прокурорами и судьями. Осужденных за коррупцию на «черной» зоне не жаловали. В «петушином углу» можно было прописаться за малейший «косяк». До Голенкова наконец дошло очевидное: теперь, лишенный теплого кабинета и неограниченной власти над людьми, он больше никакой не бог, не царь и не герой, а тварь дрожащая, никаких прав не имеющая. Будучи человеком умным, он быстро понял: в подобных условиях следует быть податливым, как тростник на ветру… Простым «мужиком», серым и незаметным, Эдик безропотно оттянул свой срок от звонка до звонка.

Вернувшись домой, бывший опер оказался у разбитого корыта. Полное отсутствие каких бы то ни было перспектив, сблядовавшаяся жена, пожизненное клеймо взяточника…

Жизнь надо было начинать с полного нуля: добывать деньги, улаживать семейные проблемы, восстанавливать свое честное имя. Последний пункт жизненной программы был невозможен без разбирательства с Жуликом. Эдик жаждал реванша. Но никаких возможностей для этого у него не было…

Во всяком случае – пока.

* * *

Голенков проснулся от прикосновения к щеке чего-то мокрого и холодного. Открыв глаза, он увидел перед собой черную собачью морду в рыжих подпалинах. Пес, радостно поскуливая, лизал его лицо. Несомненно, ротвейлер по кличке Мент уже признал бывшего оперативника своим…

Эдик лежал на кровати, заботливо укрытый клетчатым пледом. Приподнявшись на локте, он осмотрелся по сторонам. Часы на стене показывали семь вечера. Из приоткрытой двери кухни плыли сытные запахи жрачки.

В голове с кинематографической скоростью пронеслись картины минувшего утра, и горькая волна унижения накрыла Эдуарда Ивановича с головой.

– Наташка! – сипло позвал он. – Ты… блядь проклятущая!.. А ну быстро ко мне!

Блядь проклятущая сразу же отозвалась на зов.

– Да, Эдичка, да, мой хороший… Сейчас покушаем, выпьем. Возвращение, значит, твое отпразднуем. Я для тебя котлетушек нажарила, курочку потушила, оливье накрошила, водочки охладила. А потом прогуляемся… Хорошо? – с видом побитой собаки запричитала она, осторожно присаживаясь на койку рядом с супругом.

– Что, сучка, не нагулялась еще? – хмыкнул Голенков и, поднявшись, с трудом удержался, чтобы не лягнуть Наташу ногой. Пошатываясь, прошел на кухню и, выпив воды из-под крана, нехорошо зыркнул на жену: – Танька где? У этой… как там ее… бледной спирохеты?

– У Мандавошки, – заискивающе подсказала жена. – У Лидочки Ермошиной. Я ей только что звонила – никто трубку не берет. Загуляли, наверное…

– Что дочь, что жена, – засокрушался Эдик. – Не семья, а сплошной бардак. Вернулся, называется…

– Не сердись, Эдичка, – все так же виновато улыбнулась Наташа. – Ведь Танечка не знала, что ты вернешься именно сегодня. А ей почти восемнадцать. Попросила погулять – вот я ее и отпустила. Мы тебя только на следующей неделе ожидали.

– Вижу, как меня здесь ожидали. Особенно ты, – бывший зэк схватил с шипящей сковородки недожаренную котлету и, дуя на пальцы, сжевал ее в мгновение ока.

Молодой ротвейлер, выбежав на кухню, просительно взглянул Голенкову в глаза. Но, получив пинка под хвост, с обиженным визгом улетел в прихожую.

– Юра недавно звонил, – безо всякого перехода сообщила жена и, осознав, что допустила явную бестактность, опустила глаза.

– Ну? – Эдик побагровел, как запретительный сигнал светофора.

– Говорит, чтобы ты после восьми вечера подошел в азиатский ресторан «Золотой дракон». Очень хочет с тобой поговорить. То ли работу предложить, то ли еще что-то… Уже и столик заказал.

После этих слов Голенков понял, куда именно намылилась «прогуляться» его супруга. Ведь Наташа и в мыслях допустить не могла, чтобы халявное ресторанное удовольствие пронеслось мимо нее.

– Что еще имеешь мне сообщить?

– Юра сказал, что этот уголовник, который тебе доллары подбросил… Сазонов, кажется… Из тюрьмы сбежал.

– Да-а-а? – с искренним удивлением протянул бывший оперативник.

– Он где-то на Западе сидел. То ли в Голландии, то ли во Франции.

– И как это его туда занесло?

– Понятия не имею. На днях его должны были в Россию отправить. Так он не дождался и сбежал.

– Куда? Неужели в Россию? – не поверил Эдуард Иванович. – Он что – совсем идиот?

– А вот этого я не знаю. Юра говорит – в криминальную милицию какая-то очень важная бумага пришла. Аж из самого Интерпола. Остальное он сам в ресторане расскажет, – сказала Наташа и подобострастно взглянула супругу в глаза. – Ладно, Эдичка, не сердись. Давай посидим, выпьем… У нас еще почти час. А потом вместе в кабак – а?

Голенков ничего не ответил. Молча прошел в прихожую и, отшвырнув ногой пса, вышел из квартиры.

– Сбежал, значит… – пробормотал он, спускаясь по лестнице. – Это даже хорошо, что сбежал. Как бы так сделать, чтобы он здесь объявился?!.