Пиранья. Алмазный спецназ - Александр Бушков

Вот уже часа полтора Мазур предавался достаточно мирномузанятию – смотрел телевизор. Без всякой охоты, еще и оттого, что не боевичоккакой-нибудь у себя в охотничьей хижине наблюдал от скуки, а сидел передпультом в задней комнатке конторы главного егеря, и на экране все это времяспортивная девочка Анка – непростая девочка, с нераскрытыми до сих порпотаенными ящичками – вытворяла с Олесей, что хотела, с большим азартом инешуточной изобретательностью. С точки зрения нормального мужика, ничего в этомзрелище познавательного не было, но оставалась надежда услышать что-нибудьинтересное с точки зрения р а б о т ы – а иначе не стоило и огород городить.Так что Мазур маялся перед экраном, почти не глядя, только слушая внимательно,но ничего из того, что услышал, для дела не годилось.

Скуки ради он беззастенчиво переключился на апартаментыпрезидента, но там, в принципе, творилось то же самое: господин президент пылкообщался с фигуристой блондинкой относительно приличного вида – если и шлюхой,то не из дешевых. Потом он, правда, ее спровадил и долго беседовал с незнакомымчернокожим типом, судя по элегантности и осанке, не рядовым чиновничком, норазговор, вот беда, происходил на местном языке, одном из здешних. А на этоймове Мазур знал с полдюжины самых необходимых выражений типа: «Руки вверх!»,«Бросай оружие!» и «Есть поблизости солдаты? А партизаны?» и не более того.Естественно, собеседники этих слов не употребляли. Поэтому он довольно быстропереключился назад и вновь вынужден был слушать девичьи ахи-охи.

«Угомонились, наконец, шалуньи», – с облегчениемконстатировал Мазур, без всяких церемоний попивая баночное пиво из холодильникамнимого британского майора. Это было не мародерство, а всего-навсегоиспользование бесхозного имущества: главный егерь при любом раскладе сюда ужене вернется, так что претензии высказывать не сможет. Его, сукина кота,давненько уже, со всем прилежанием допрашивали орлы из президентской охранки,что у Мазура не вызывало ни капли сочувствия к провалившемуся...

Он встрепенулся и сделал звук погромче – наконец-топослышалось нечто осмысленное, уже не имеющее отношения к постельным забавам.

– ...Времени совсем нет, – сказала Олеся с ноткамиделового нетерпения в голосе. – Ко мне скоро придут...

– Уж не наше ли чудо-юдо морское? – поинтересоваласьАнка.

– А что?

– Ты с ним трахаешься?

– Да ладно тебе...

«Подрались бы, что ли, – цинично подумал Мазур. –В хорошем бабском стиле, с тасканьем за прически и царапаньем. Давненько из-заменя не дрались красотки, а точнее сказать, ни разу...»

– Трахаешься, – убежденно сказала Анка. – Я ж недура. И глаза есть. Ну?

– Вот только сцен ревности не надо. Ты, надеюсь, себе невбила в голову, что у нас с тобой романтический роман столетия? Это все,конечно, очень приятно, но не более того. Насколько я тебя успела узнать, тычто-то не похожа на романтическую особу...

– Не в романтике дело, Леся, – задумчиво сказалаАнка. – Хотелось бы твердо знать, что никто тут меня не держит за болвана.Терпеть не могу, когда играют втемную.

– Господи... – протянула Олеся с самой что ни на естьзадушевной искренностью, – Анечка, это называется мания. Все только идумают, как бы тебя обвести вокруг пальца... Глупости. У тебя несложная,высокооплачиваемая работа... и какие тут могут быть сложности и подвохи?

– Есть у меня кое-какой жизненный опыт, – сказалаАнка. – Когда речь идет об алмазах пригоршнями, жди хитросплетений... итрупов. Такова се ля ви. Скажешь, нет?

«Очень мило, – подумал Мазур. – Теперь еще иалмазы пригоршнями. Почему не знаю?»

Олеся резко приподнялась на локте:

– Ань, за языком следи. Мало ли что... Тебе, кстати, ктопроболтался?

– Какая разница? Главное, понимаю, о чем речь идет и какиетут ставки.

– Тем более помалкивай...

Анка мягким кошачьим движением опрокинула ее на постель,сжала горло тремя пальцами (довольно профессионально, оценил Мазур, девочкаявно не чужда кое-каким единоборствам) и процедила с неприветливым выражениемлица:

– Нет у меня никакой мании. Я просто ужасно недоверчивая,чтоб ты знала. Детство было тяжелое, честно тебе признаюсь, совершеннобезрадостное, можно сказать, нищее, а пресловутая юность – и того почище. Всегов этой жизни пришлось добиваться своим горбом. И знаешь, подметила такуюпоганую закономерность: люди, мать их за ногу, так и норовят обмануть,обсчитать, продать и заложить. Может, есть и святые, но мне они что-то непопадались. Это я к тому, чтобы ты уяснила: я в этой жизни заранее настроена налюбую подлость по отношению ко мне и иллюзий на счет человечества не питаю. Апотому лучше и не пробовать со мной сыграть какую-нибудь поганую шутку – всегдауспею первой вмазать... Ясно?

– Убери пальчики, – сказала Олеся с величайшимтерпением. – Это ты в каком-то кино насмотрелась... Ну к чему такой театр?Сгрести за глотку, глаза страшные делать... Думаешь, это кого-то напугает илиубедит?

Мазур вынужден был признать, что она права. То же самоеопределенно пришло в голову и Анке, она убрала руку, вновь прилегла, но уже непыталась нежничать. Заложив руки за голову и задумчиво уставясь чуть ли не вкамеру, – о чем не подозревала, понятно, – протянула:

– Черт, всегда стараюсь не оказаться в проигрыше...

Олеся мимолетно погладила ее по плечу:

– Анют, прости уж, но это у тебя от того самого тяжелогодетства и скверной юности. Привыкла иметь дело с мелкой шпаной, которая словане держит, о деловой этике понятия не имеет, продает и закладывает друг другачто ни день... Пойми ты: наши работодатели – люди крайне серьезные. Асерьезность и м а с ш т а б выражаются в первую очередь в том, чтобы всегдадержать слово. Тебя наняли для определенной работы – значит, заплатят ровностолько, сколько обещали. Без всяких подвохов. Я, между прочим, тоже неособенно доверяю человечеству вообще и его отдельным представителям. Но могусудить по собственному опыту. Я на этих людей не один год работаю – и до сихпор не было причин жаловаться...

Анка горько усмехнулась: