Возвращение Пираньи - Александр Бушков

Пьянка была не унылая и не веселая. Собственно говоря, и непьянка вовсе – так, легонькое поправление организмов после вчерашнегопревышавшего нормы окаянства. Как давно подмечено старыми змееборцами,одинаково чреваты и неприемлемы две крайности: долгий запой и пошлоевоздержание. Истина, коей полагается пребывать посередине, проста. Самое лучшееи полезное – выжрать неумеренное количество водки, назавтра предаться долгому,неспешному попиванию пивка, а потом надолго забыть обо всем спиртосодержащем.

Так Мазур с Кацубой и поступили. И пребывали сейчас в пивнойстадии. День клонился к вечеру, а потому на столе примерно в равной пропорциитеснились пустые и полные пивные бутылки с бравым и беззаботным купцом наэтикетках, всем своим видом демонстрировавшим полное отсутствие всех и всяческихпроблем.

Впрочем, так уж счастливо сложилось, что и у них на данномисторическом отрезке не имелось ничего, хотя бы отдаленно напоминавшегопроблему. Даже наоборот. Во-первых, пуля, доставшая-таки Мазура на«Достоевском», чиркнула по касательной, он даже сотрясения мозга не заработал,бравые ребята из пограничного спецназа сунули ему под нос нашатыря, в два счетазамотали башку бинтом, и все ограничилось парой миллиончиков покинувших веныэритроцитов, что отнюдь не смертельно. Бывало и хуже.

Во-вторых, на них с Кацубой звездным дождем пролилисьотличия и регалии.

История с алмазным месторождением огласку получилаширочайшую, продержавшись на первых страницах газет не менее недели, –наверняка оттого, что кто-то победивший сводил счеты с кем-то проигравшим. Какводится, кое-кого столичного и вальяжного торжественно, показательно повязали.Как водится, большие дяди с большими звездами компетентно заверили, чтоситуация с самого начала была под контролем, а также – о недопущении впредь.Как водится, президент публично осерчал и возмущенно поведал россиянам, чтоесть у нас, понимаешь, такие которые, каковые совсем даже не такие, а если кним вдумчиво приглядеться, сякие, и где-то даже разэтакие, и, коли уж ониэтакие, то и мы им не позволим, стало быть, путать личную шерсть сгосударственной. Примерно так. Разумеется, страна в очередной раз не узналасвоих героев – на газетные скрижали не попали ни Мазур с Кацубой, ни те, чтополегли в ходе операции. Первые к этому нисколечко и не стремились, привыкшиоставаться в тени, а вторым по большому счету было все равно. Не плеснули грязина могилу – уже хорошо. Бывает, и плескают в горячке.

Совесть была чиста, ни у кого не имелось к ним никакихпретензий, вернулись живыми и неубитыми, относительно целыми и невредимыми – чтоеще нужно человеку для счастья? Разве что получить зарплату, которую и в«Аквариуме» задержали на два месяца. А на недлинный загул хватило скудныхсбережений. Словом, оба пребывали в блаженном расслаблении, и Мазур, во всюдлину вытянувшись на казенной койке, лениво внимал Кацубе, а тот подсобственный аккомпанемент на баяне исполнял на мотив бессмертного детскогошлягера отнюдь не детский шансон, некогда имевший большую популярность средигоспод офицеров, служивших рухнувшей империи в довольно специфических войсках.

Кацуба старался, как мог, выводя с цыганским надрывом ихмельноватым усердием:

Медленно ракеты уплывают вдаль,

встречи с ними, мистер Рейган, жди.

И хотя Америку немножко жаль,

у япошек это впереди.

Может, мы обидели кого-то зря,

шлепнув пару лишних мегатонн,

посмотри, как весело кипит земля

там, где был когда-то Пентагон…

Скатертью, скатертью газ бинарный стелется

и упирается мне в противогаз.

Каждому спецназовцу в лучшее верится,

может быть, кто-нибудь да выживет из нас...

Он возвысил голос на последних строчках, подчеркиваяжизнеутверждающее начало припева, проникнутое, что ни говори, некоторой верой вбудущее. Свел мехи, отозвавшиеся громким взвизгом, принялся откупориватьочередную бутылку.

Решив, что пора внести свой эстетический вклад впроисходящее, Мазур вооружился старенькой гитарой и забренчал то, что примернов те же времена пели у них:

Мне велит разбиться в доску

генерал немолодой.

У меня – погон с полоской,

у него – лампасы вдоль.

И теперь хошь плачь, хошь матом —

не отменит он приказ.

Там, где нету дипломатов,

окаянствует спецназ.

Жаль, не сделать фотоснимка,

жаль, не сделать фотоснимка,

я бы был во всей красе —

с пулеметом я в обнимку,

с пулеметом я в обнимку

на ничейной полосе...

На столе, на общепитовском блюдечке, красовались стольприлежно обмытые вчера регалии. Особым великолепием они, правда, не поражали.Кацуба, по неведомой Мазуру причине два года п е р е х о д и в ш и й в майорах,получил, наконец, по выслуге подполковника. Мелочь, но приятно.

Кроме того, за труды праведные на берегах СеверногоЛедовитого океана оба получили по медальке. Неизвестно, что думало начальство икакие хитросплетения клубились в верхах вокруг этого дела, но два друганежданно-негаданно оказались кавалерами медалей «За отличие в охранегосударственной границы». Хорошо хоть, не «За отличие в охране общественногопорядка». А в общем, медалька красивенькая, серебряная, украшена изображениемпограничного столба, винтовки, шашки, дубовыми и лавровыми листьями. Даже номересть.

И, наконец, Мазура уже здесь, под Шантарском, разыскалаюбилейная ненумерованная медалюшка «300 лет российскому флоту», у понимающегонарода вызывавшая легкую тошноту. Во-первых, ее не получили разве чтокорабельные коты, во-вторых, Мазур, как и многие флотские, упрямо считал, чтофлоту российскому не триста лет, а, ежели пристрастно разобраться, не менеетысячи. В конце-то концов, Олег и Святослав плавали под Царьград не назафрахтованных папуасских челнах...